1. Люди
  2. Истории
20 февраля 2023

«Я выдергивала свои волосы и ела их». История девушки, страдающей трихотилломанией

Это расстройство поражает женщин в два раза чаще, чем мужчин. И от него нет никакой таблетки, никакого гарантированного лечения.
20 февраля 2023
5 мин

«Да он волосы на себе рвет!» — описываем мы человека, который вдруг узнал ужасную новость. Но есть люди, которые выдергивают свои волосы вроде бы без явных причин. Они страдают трихотилломанией — одним из невротических расстройств. Навязчивое выдергивание волос — ответ на сильную внутреннюю тревогу. Анастасии Бондаренко понадобилось больше 15 лет, чтобы справиться с трихотилломанией и исполнить свою главную мечту.

Виновата по умолчанию

Бывает, что детство — далеко не лучшая пора в жизни человека. Так было и у меня. Во дворе малосемейки в Лениногорске, где я тогда жила, тусовалась «плохая компания», все в ней были старше меня лет на пять-семь. Я почему-то сдружилась с одной девчонкой из этой тусовки.

Она подговаривала меня стащить деньги у воспитательницы в детском саду и красочно описывала, как мы купим на них мороженое и конфеты. Каждый раз, когда я не выполняла ее требование и приходила из детсада с пустыми руками, она негодовала.

Маме рассказывать об этом я не хотела — была уверена, что тогда мне влетит и от нее, и от подруги. Обсуждать что-то в нашей семье вообще было не принято. Лучше замолчать и сделать вид, что все нормально.

Мне было дико страшно, но однажды я все же полезла в кошелек воспитательницы. Меня поймали буквально за руку. Было так стыдно и гадко, что хотелось провалиться под землю. Я себя возненавидела.

Стыд и самоедство

Мама, конечно, обо всем узнала, тогда я рассказала и про мою старшую подругу. Если в неоднозначной ситуации была замешана я, мама по умолчанию считала меня полностью виноватой и требовала замолчать. В этот раз случилось так же. Все мои попытки что-то обсудить мама оборвала. А когда после этой истории к нам приходили гости, громко говорила: «Прячьте сумки. Здесь у нас воруют».

Моя подруга начала шантажировать меня: если я не буду продолжать с ней дружить, она расскажет о воровстве мальчику, который мне нравился. Я стыдилась себя и не знала, что делать. Дома было не легче. Если моя сестра, например, прятала куда-то свои деньги, а потом не могла найти, все сразу вешали на меня и сухо извинялись, когда я оказывалась ни при чем.

Еще несколько подобных эпизодов, и постепенно для меня стало допустимо, а потом и нормально соглашаться с оговариванием и не отстаивать свою правоту. Когда ребенок не чувствует защиты от самого важного человека в жизни и не знает куда податься — это страшно.

В то время я начала то и дело занимать руки почесыванием головы. Подцепляла ногтем чешуйки перхоти и ела их. На коже появлялись болячки, а я сгорала от жуткого стыда, особенно в кресле парикмахера. Можно было подумать, что у меня какая-то ужасная болезнь. Спустя много лет психотерапевт объяснил мне, что я занималась в буквальном смысле самоедством. Я не справлялась со стыдом за себя и жила с ощущением, что всем мешаю.

Селфхарм как у мамы

К выдергиванию волос я перешла, когда мне было около 11 лет. Помню, как посмотрела на белый корешок и почувствовала необъяснимое удовольствие. Думаю, что подход успокаиваться селфхармом я подсмотрела у мамы и неосознанно переняла — она частенько стояла у подоконника с зеркалом, расковыривая лицо. Когда мама замечала, что я смотрю на нее, она резко отворачивалась и прикрикивала: «Уйди!»

По-настоящему я испугалась, когда стала вырывать волосы пучками — до залысин. Фолликулы я ела, и, если они попадались пожирнее, была очень довольна собой. Вернувшись с работы, мама видела разбросанные по полу волосы и кричала: «Еще раз надергаешь, тебе не поздоровится!» От переживаний и криков у меня случался нервный тик — дергался глаз.

Как-то мы с мамой возвращались после моего выступления на школьной сцене, и она сказала: «Смотрела на тебя — глазами моргаешь, на голове проплешина». Меня это сильно задело, и я почувствовала себя неполноценной еще больше.

Однажды мы все же пошли к психотерапевту. Он выписал мне глицин и сказал, что через месяц все пройдет. Таблетки ожидаемо не помогли, а меня били по рукам и только усугубляли компульсивное поведение.

Выдергивать волосы я продолжала. Вскоре там, где была челка, появилась залысина. Я зачесывала волосы с затылка и закрепляла всю эту красоту заколками. Из-за этого я выглядела еще нелепее, а одноклассники и учителя, разговаривая со мной, часто смотрели не в глаза, а на голову.

Я жила с убеждением, что с этим ничего не поделать, и вместе с тем не могла понять, что со мной происходит. Если человек заболел гриппом, его лечат таблетками. Но чем можно вылечить меня? Я не представляла.

Ложь и нелепые истории

Я взрослела и хотела внимания мальчиков в школе, гулять после уроков. Но с таким кошмаром на голове это было невозможно, и я все чаще прогуливала занятия. Ходить куда-то стеснялась, хотелось просто запереться дома.

Мы переехали в другой город. Я еще больше замкнулась в себе, избегала новых знакомств. Каждое утро начиналось с мольбы о том, чтобы день прошел побыстрее, а засыпала и просыпалась я со слезами. Меня никто не понимал, а я считала себя ненужной и потерянной.

Основное место в моем рационе заняли толстые бутерброды с белым хлебом и маслом со сладким чаем. Постепенно я превратилась в толстого, лысого, замкнутого подростка. Я не нравилась себе в зеркале и на фотографиях и, видимо, от безысходности начала зубрить уроки. На родительских собраниях меня ставили в пример. Моя жизнь раздвоилась: милая и примерная ученица в школе и агрессивная грубиянка дома. К тому времени я выдернула всю челку и всегда носила на голове повязку.

Когда я ходила в салон, чтобы, например, покрасить волосы, мастера спрашивали, что со мной случилось. Я выдумывала нелепые истории про то, что моя подруга — начинающий парикмахер взяла не тот состав для кератинового выпрямления… Они с недоверием кивали.

Уже во взрослом возрасте я иногда выпивала. Пара бокалов — и от подавленности не оставалось и следа. Я сразу становилась увереннее в себе, и нравиться мужчинам под алкогольной беззаботностью было гораздо проще. Но утром я начинала осуждать и стыдить себя — и заходила на новый круг самоуничижения. На работу мое состояние тоже влияло — в любом коллективе я неизбежно сталкивалась с эмоциональным подавлением.

Однажды я пришла на наращивание волос. Мастер обратила внимание на залысину. К тому времени мне настолько надоело врать, что я прямо сказала: «Я дергаю волосы». Реакция мастера меня удивила. Оказалось, что когда она бывает чересчур напряжена, то жует свои щеки и глотает кожу.

После этого я поняла, что моя проблема вовсе не такая ужасная, как я видела ее в голове. Я стала читать про компульсивные расстройства и трихотилломанию. Тогда я поняла, что люди живут с разными проблемами и, оказывается, даже справляются с ними. Я впервые нащупала точку невозврата к прошлому.

Волшебных пилюль нет

Около полутора лет назад, весной, я обратила внимание на совет одной девушки в интернете. Она написала, что лучшим моим решением будет изучение себя, и посоветовала обратиться к психотерапевту.

Первый месяц я ходила к двум специалистам и методично выполняла их задания. За это время я выдернула максимум три волоса. Мне стало заметно легче. В терапии я узнала про свой избегающий тип привязанности, слабые личные границы и низкую самооценку. Все это стало следствием того, что долгие годы мое радио в голове ловило лишь семейную волну — молчать и быть тише воды, ниже травы. Трихотилломания началась с разрыва связи с собой, и я начала жить будто чужой жизнью. Позже я сделала видео об этом на своем YouTube-канале. Моя мама посмотрела его и заблокировала меня.

К психотерапии подключили антидепрессанты. Я начала замечать в жизни классные моменты, и мне стало гораздо проще общаться с людьми. Постепенно я поменяла свое окружение. Желание дергать волосы ослабевало.

Я почувствовала, что моя трихотилломания начала отступать. Мне уже не верилось, что всего год назад я жила в вечном молчаливом стыде за себя. Наверное, я даже благодарна своему расстройству. Оно обратило мое внимание на психологические проблемы, которыми я стала заниматься и открыто говорить о них. Страшно представить, что свою жизнь я могла бы провести в бесконечном несчастье. С мамой я помирилась.

Мне понадобилось около девяти месяцев терапии и упражнений, чтобы почувствовать первые заметные устойчивые улучшения. Могу ли я сказать, что совсем перестала дергать волосы? Буду честна — пока нет.

Трихотилломания лечится, но это долгий, упорный и часто монотонный путь длиной не в один год, ведь мое расстройство сформировалось не за день. Но главное я уже сделала — обратила на него внимание, признала и перестала стесняться себя. Останавливаться в своем лечении я не намерена. А моя главная мечта — любить и принимать себя, кажется, потихоньку сбывается.

Фото: личный архив.

Комментарии
Вам будет интересно