«Не будь мартышкой». Как Людмила Гурченко стала иконой стиля и боролась за красоту
«Женщина — это ваза», «Женщина — это секс!», «Женщина — это не мужчина», — оригинальничали студенты ВГИКа на занятиях по актерскому мастерству. Люся Гурченко уверенно сказала: «Женщина — это красота и молодость». Педагог сморщился от досады: «Женщина, дорогие мои, это мать!» В этот момент Люся почувствовала страшное разочарование. «Нет, женщина — это шляпы, перья, бантики и поклонники в черных костюмах», — подумала она.
Мастера она отчасти поняла позже, когда родила дочь Машу. Тогда она вернулась к родителям и старалась жить тихо как мышка. Она ждала, чтобы забылась ее «история», чтобы забылась газетная травля: «знаменитая молодая артистка из „Карнавальной ночи“ думает не об искусстве, а о деньгах, ездит по стране с актерской халтурой». Люся сняла со стены фотографии из журналов, старалась не вспоминать про успех фильма, про свой вертикальный взлет к славе. В ее новой жизни была только дочка. Но «того, желанного покоя все равно я не нашла <…> на меня тянуло легким кладбищенским ветерком», — честно писала актриса в воспоминаниях.
Пусть любая другая женщина — прежде всего мать, а она, Людмила Марковна Гурченко, — красота и молодость. Так было все ее 75 лет. И даже в годы тотального советского дефицита «была в ней какая-то тяга к роскоши, — писала подруга актрисы Татьяна Бестаева, — Эти наряды, шубы (правда, сшитые самостоятельно — из какой-то рухляди, купленной в комиссионке), рестораны…»
«Иначе жить не интересно»
В 1942 году в оккупированном Харькове семилетняя Люся за горбушки хлеба пела немецким солдатам «Катюшу» и песенки из трофейных кинофильмов. Но через много-много лет про свое военное детство она будет вспоминать не это, а тетю Валю, соседку по коммуналке. У тети Вали прическа была как у актрисы Марики Рекк из фильма «Девушка моей мечты»: впереди маленькие колечки, по плечам волны волос; крепдешиновое платье с огромным бантом на груди, красивые туфельки.
Дома она ходила в перешитых из атласного халата широких синих брюках с яркими попугаями. Под клеенчатым передником — всегда кружевной: зайдет интересный мужчина, клеенчатый за секунду снимается, и ты такая — ах! Еще у тети Вали был самый красивый в квартире голубой чайник, изголовье кровати украшено ангелами, у нее была огромная и невесомая пуховка для пудры и несколько разноцветных боа.
У нее Люся научилась кроить на глаз и мастерить наряды за полчаса, сидеть с королевским видом на самых дешевых местах в кинотеатре и в самые трудные минуты говорить себе: «Улыбнись!»
Люди, которых мы любим в детстве, сами не знают, что определяют нашу судьбу. Где бы ни жила Людмила, она всегда окружала себя красивыми вещами. В студенческом общежитии все застилали кровати казенными серыми одеялами, а у нее были покрывала с оборками, замысловатые шторы, вазочки, лампы с висюльками. Домашние туфли всю жизнь — только на каблуках.
На первые в жизни серьезные деньги, гонорар за «Карнавальную ночь», она купила родителям путевку в санаторий у моря, а себе… Себе старинную жирандоль (большой подсвечник для нескольких свечей) в комиссионке на Арбате. «Иначе жить не интересно», — говорила она. Актрисе нужны красивые декорации. Эта жирандоль станет потом частью ее коллекции предметов интерьера.
«Не будь мартышкой»
Из-за тонкой, в 48 сантиметров, талии Людмилу Гурченко иногда сравнивали с Одри Хепберн. Но Одри сделал Живанши, а Гурченко сделала себя сама. Когда в 2010-х музеи начали выставлять ее наряды, модные блогеры лежали в обмороке: стразы, камни, перья, розы, безумные цвета! Каждый наряд будто бы кричал: украшай красоту, ничто не слишком!
Добавляй к ожерелью из белого жемчуга сумочку из черных камней, к боа — воротник из перьев, пришивай к жакету от Dior нарядные манжеты, а к платью от Roberto Cavalli — кружево с блошиного рынка. Надоест — подари подругам, только отрежь красивые заграничные пуговицы, сделаешь брошку или сережки.
На дворе советская власть и дефицит? Переделывай платья из комиссионок, доставай через знакомых интересные ткани: «хочешь эффектно выглядеть — умей вертеться в 20 раз быстрее, чем умеешь». Тогда, куда бы ты ни пришла, будешь одета лучше всех.
Даже на Каннском фестивале. «В Каннах я была одета лучше всех! — рассказывала потом Гурченко. — Мне много дарили вещи 20–30-х годов. А там такие шлейфы, там по 500 вытачек! И я была в одном из таких нарядов. О таких уже и забыли. И вдруг я выхожу! „Что это, Люся?“ — спрашивали меня. Я отвечала: „Да это у нас в Советском Союзе все так ходят“».
Она никогда не скрывала этот секрет: главное — найти свой стиль, тогда сможешь управлять модой. Не будь мартышкой, изучай себя! «Пусть на тебе вещи не из последних коллекций, но у всех на устах: „Ах!“».
С возрастом актриса становилась свободнее и смелее выражалась через одежду. «Когда мне было двадцать, я любила только черный, серый и болотные цвета. Потом прибавились белый, розовый, черно-белая клетка, за ними красный… но редко. Маренго. Розовый — тоже ничего».
Любое время она чувствовала, любое время было ей к лицу. 1950-е, поясок на тоненькой талии, пышная юбка, рукава буфы, бантик на шее… Советские женщины даже не знали, что это диоровский нью-лук, просили портних «сшить как у Гурченко».
В 1970-е у нее прекрасно получалось «ошикаривать» хиппи, а 1980-е со всеми этими длинными пиджаками и накладными плечами вовсе были созданы как будто для нее…
Единственное — она всем сердцем ненавидела 1960-е, ее раздражала «укороченность навязчивая — где нужно и не нужно». И она жила по своим модным правилам: носила деловые костюмы-двойки и перешитые платья 1920-х годов, найденные в комиссионках. Последний муж Людмилы Марковны говорил: «Для нее я вдел километры ниток в иголки и бисеринки».
С 1990-х Людмила Марковна была уже сама себе тренд: четкие формы, затянутая талия, рюши, воланы, бисер и кружева, крой по косой, смелые украшения и головные уборы. Она стала носить смелые наряды молодых дизайнеров, например платья Леонида Гуревича, но больше всех ценила Юдашкина — все его коллекции как будто вышли из ее фантазий и снов. Она демонстрировала его одежду и говорила, что, встреться ей такой дизайнер лет 20 назад, пошла бы в манекенщицы. Потому что всегда чувствует себя как королева на подиуме.
«Сама как котлета»
Никогда в жизни Людмила Гурченко не весила больше 60 килограммов, и это при росте 173 сантиметра. Тончайшую талию сохранила на всю жизнь, хотя не сидела на диетах. Голодное военное детство даром не прошло — лучшей едой для нее была булка с маслом.
Зато была жесткая дисциплина: никогда никакого алкоголя, никаких сигарет, дробное питание маленькими порциями, углеводы до полудня, потом белки и овощи. Обязательный завтрак. Еще: еда должна быть красивой, «ешь картошку с котлетой — сама как котлета». Людмила Марковна говорила, что никогда не занималась спортом, просто повезло с генетикой, но у ее коллег в воспоминаниях иногда проскальзывало: «Истязала себя на тренажерах».
Всегда отправлялась спать в 11 часов. Высыпаться было важно для красивого и свежего лица, а «мое лицо — моя зарплата», обожала хорошую уходовую косметику, привозила ее из всех поездок за границу или в Прибалтику.
В юности макияж актрисы был совсем простым: акцент на яблочки щек румянами, губы, подсвеченные блеском, подведенные глаза. С годами она стала подчеркивать глаза радикальными смоки, рисовать радикальные стрелки, очерчивать скулы контурингом и карамельными румянами. Губы всегда яркие — атласная помада оттенка от матовой чайной розы до портвейна.
Когда Людмила Марковна снималась в фильме «Рецепт ее молодости» (ей было 48 лет), гример посоветовал «сбрить брови, уничтожить как класс). И она, как Марлен Дитрих, полностью выщипала свои и стала рисовать новые. Ее естественные брови, густые и прямые, можно увидеть только на ранних фотографиях.
Духи были рабочим инструментом, помогали почувствовать героиню, погрузиться в ее время. Когда снималась в «Сибириаде» — пользовалась «Красной Москвой» и немного «Шипром»; в «Идеальном муже» — Madam Rochas (потом эти духи фанаты актрисы узнали на фотографиях из ее квартиры). В обычной жизни любила сначала Carven — это были ее первые духи, потом Christian Dior, Chanel, Yves Saint Laurent. Долгое время с ней оставались Chanel № 19 и «Маруся» Славы Зайцева.
«Я живу честно»
Конечно, она не могла сдаться времени. Не могла взять и просто так отдать ему красоту, кураж, восторженные взгляды. Хотела, чтобы до ее последнего дня все ахали от восторга, когда она входит в комнату. Только одна советская актриса до Гурченко билась со старостью, не допуская и мысли, что может проиграть, — Любовь Орлова.
С 1970-х Людмила Марковна стала постоянной клиенткой первого в СССР Института красоты на Арбате. Она никогда не скрывала, что прибегает к услугам пластической хирургии. «Это правда, и я буду продолжать это делать до смерти», — сказала она на одном телевизионном ток-шоу.
Ее бывший муж Константин Купервейс рассказывал, что однажды она сделала блефаропластику без наркоза, чтобы избежать отеков, — ее ждали съемки, на то, чтобы отеки спали, времени не было.
Хирурги Института красоты сокрушались, что Людмила Марковна предпочитала старые, травматичные методики, по которым оперировалась еще с 1980-х, а на простые безоперационные методы омоложения не соглашалась. Хотела, чтобы на лице не было ни одной морщинки! Но «если бы она не увлекалась пластикой, она бы давно сошла с экрана. Где вы видите Брижит Бардо? И никто бы сейчас не горевал так сильно по Гурченко, показавшей пример мужества, того, что на сцене можно блистать и в ее возрасте, — говорил пластический хирург Института красоты на Арбате Сергей Кулагов. — Она выложилась до конца. Да, возможно, переборщила с пластикой. Но на нее и в 75 лет все смотрели».
«Я никогда не вру. Я живу честно. Единственная моя женская ложь — желание обмануть свое тело. Сохранить его молодость. Это борьба не на жизнь, а на смерть. Но для женщины это не ложь», — говорила сама Гурченко в интервью. И потом добавляла: «Сколько я написала песен, сколько сыграла ролей — никто уже не пишет, все обсуждают мои подтяжки».
