Трансформация: Андрей Малахов

Алёна Долецкая: В этом номере мы бесконечно сверяемся с реальностью: 2020-й дал немало поводов. Ты сам по себе человек-реалити-чек. Как тебе с этим живется?

Андрей Малахов: По-разному. Но, конечно, не всегда я могу выйти из студии, выключить свет и все забыть. Я с этим живу, я это прокручиваю, это меня мучает.

С нашего последнего интервью прошло семь лет. У тебя нет ощущения, что мы встречаемся в другой эпохе?

Да, мы сейчас в другом мире. Но когда постоянно варишься в потоке информации, начинаешь внутренне предчувствовать перемены. Во-первых, все это дано не просто так. Во-вторых, мы переходим в новую систему. В-третьих, можно соглашаться или не соглашаться с историком моды Васильевым, который ищет третье правительство и предсказывает COVID-21 и COVID-22, но все, что мы можем сделать, — это принять современные реалии. Жить сегодняшним днем. Так, чтобы если завтра — последний, тебе не было бы грустно или стыдно, что ты что-то не сделал или не успел.

В своих эфирах ты успел вскрыть немало болевых точек. Ты думаешь, твои передачи меняют что-то в людях?

За 20 лет работы было, может быть, случаев пять, когда люди звонили сказать спасибо за то, что было сделано благодаря программе. При этом случаев, когда мы вскрывали проблему, кого-то спасали, выручали, гораздо больше. Поэтому я внутренне стал холоден и равнодушен к тому, благодарны они мне или нет.

Я всегда понимаю, почему делаю тот или иной эфир. Сегодня у меня одно расследование, завтра другое. Например, про современных гадалок, которых развелось в период ковида. Там будут все — начиная с Белоники, которая поняла, что готовить не надо, а карты Таро — наше все. Потом буду работать на молодежь, потому что если хочу не состариться завтра, ее мне тоже нужно чем-то зацепить. Я могу объяснить для себя каждый эфир, но благодарности уже не жду.

А извиняться перед своими героями тебе приходилось?

Ну конечно! И извинения не всегда принимались, если честно. Но, опять же, я попросил, а дальше это уже их решение: прощать или не прощать, принимать или не принимать. Помню, как Людмила Марковна Гурченко дала мне очень откровенное интервью. Она, безусловно, знала, что ее снимают, но, когда передача вышла, обиделась: «Почему не утвердили со мной? Я думала, вы все это вырежете». Я дождался Прощеного воскресенья и позвонил. Она весь день не снимала трубку, но в итоге я все же с ней поговорил, извинился. «Ну, я рада, что ты позвонил. Конечно, я тебя простила», — сказала она и положила трубку. Это был февраль, а 30 марта ее жизнь закончилась. Я рад, что успел. Когда работаешь в моем формате много лет, не обидеть кого-то словом или комментарием очень сложно.

Наверняка, кто-нибудь из звезд тебя и в блок ставил?

Была история с Пугачевой. Ко мне на программу «Привет, Андрей!» пришел Сергей Челобанов. До этого в передаче «Секрет на миллион» он рассказал, как они пытались заморозить яйцеклетки. Вот я впроброс и спросил: замораживали? Он два слова про это сказал, а после эфира звонит Алла: «Не трогай моих детей!» С тех пор она не появляется в наших передачах.

Звонил?

Звонил, и в Прощеное воскресенье тоже. Писал какие-то эсэмэски. Не отвечает.

Как ты восстанавливаешь равновесие после конфликтов, драм и жутких нарывов, которые взрываются в твоем эфире?

Спорт, духовная работа над собой и, честно признаюсь, современное искусство. Выставки, вернисажи, знакомство с художниками. Я понимаю, что там совершенно другой мир, параллельная вселенная. Художники иначе видят ту же реальность. А еще они не смотрят мою программу, что мне тоже нравится, — мы можем говорить совсем о другом.

Когда ты начал коллекционировать?

Лет десять назад, тогда это стало модным. Когда компания Mercury купила аукционный дом Phillips, мне прислали каталог со словами: «Посмотрите, мы только начинаем, и у нас хорошие цены». Тогда я купил у них Кондо за 10 тысяч. Это был мой подарок Наташе, сейчас он висит у нее в офисе.

Значит, все-таки подтолкнула тебя мода, за которой ты всегда следил?

Да-да. Плюс знакомство с Володей Некрасовым. Когда я впервые оказался у него дома, это произвело на меня неизгладимое впечатление. Вижу: висит ковер Нади Леже. Он говорит: «Только что принесли. Семья поэта Константина Симонова уезжает в Париж: вывезти не могут, поэтому продают. Возьми, не пожалеешь». И я купил — в рассрочку. Иногда ведь покупаешь эмоционально. Иной раз какая-нибудь картина подталкивает к изучению истории, и после в коллекции появляется новая работа.

Какая самая дорогая работа в твоей коллекции?

Наверное, Хокни. Это коллаж, который он сделал в 1980-х. Я купил его на аукционе. Но, опять же, я не гонюсь за ценой. Я собираю имена. Например, у меня есть Ай Вэйвэй, часть его декорации для немецкой оперы. Еще у меня много русских художников.

Скажи, а ты все это детям оставишь или все-таки музей?

Я решил, что сделаю музей в городе, где родился. Потому что, мне кажется, у Апатитов нет будущего в современной действительности. У соседнего Кировска все-таки горнолыжный курорт есть. В Апатитах же, кроме аэропорта, — ничего. Если сейчас сделать там музей и передать даже уже существующую коллекцию, может получиться такой мини-центр современного искусства. Это моя дань родному городу.

Вот это круто!

Знаешь, мне кажется, у живущих в России есть какой-то особый путь. Мы приходим ни с чем, поэтому нужно оставлять все стране. И я правда думаю, что это даст какой-то стимул городу.

Для твоей трансформации мы выбрали работы Маурицио Каттелана, Бэнкси и KAWS, которые, мягко выражаясь, взорвали рынок современного искусства и повлекли за собой бесконечную волну мемов. Как думаешь, почему именно они оказались так важны сегодня?

Всему этому предшествует история. Сегодня ты не можешь быть просто хорошим художником, который сидит и делает интересные работы. Да, тебя могут знать десять человек, восхищаться тобой. Ты, может, даже лучше, чем Каттелан или Бэнкси. Но вокруг них есть история, легенда, миф. Помнишь, мы с тобой как-то встретились в «Гараже», и там был Каттелан? Это единственный человек, к которому мне хотелось прикоснуться. Он меняет мир, он еще до всего этого банана был легендой. И я тогда под дождем к нему побежал. Он подумал, что я сумасшедший, но мне было не важно, что он подумает, — мне было важно к нему подойти.

Или вот Бэнкси. Сколько он сделал для английских подростков! Нарисовал граффити на двери, чтобы спасти от закрытия молодежный клуб. Они эту дверь сняли, продали на аукционе, а деньги пошли на благое дело. Его поступки вызывают уважение и восхищение. При этом на хайпе, когда все хотят его увидеть, он по-прежнему не раскрывает свою историю.

Говоря об истории, кстати, хочется вспомнить и Владика Монро. Чем больше времени проходит, тем лучше мы понимаем, насколько он был важен для современного российского искусства. И он постоянно работал над собственным пиаром, своим поведением. Это был перформанс, который не заканчивался на вернисаже.

KAWS, Бэнкси, Каттелан — их возьмут в будущее?

У меня спорные ощущения относительно KAWS. Я давно за ним слежу, и для меня это больше мультипликационная история. Но так как молодежь мыслит по-другому, им нужно что-то доступное и мультяшное, для них он становится символом. Я смотрю твой инстаграм и вижу вдруг у тебя на заднем плане картину Вовы Перкина. У меня тоже он есть, и я понимаю: мы на одной волне, нам понравилась его история, мы прочувствовали этого художника. Это же знак. Как раньше считывали, во что ты одет, так сегодня искусство становится определенной меткой. Не нужно больше ничего объяснять. Поэтому, когда я вижу у моих друзей из разных стран пластиковые статуэтки KAWS, я считываю месседж. Это как сумка Birkin в прежние времена — модно.

Раз уж мы снова про моду: расскажи, как ты так укладываешься, что на выходе у тебя всегда волосок к волоску?

Ты же видела мою стилистку Регину? Это все она. Из свежих находок — средства для волос Balmain. И еще очень хороший шампунь Alterna Caviar, он дает объем. Хотя в последнее время Регина говорит, что мои волосы стали тускнеть. Думаем про мезотерапию для волос — говорят, становятся пышнее.

А за мордочкой как ухаживаешь?

У меня уход от Shiseido, но иногда у жены подворовываю Valmont. Она подловила меня на этом — заметила, что у нее все быстро кончается.

Вот смотри. Ты умница, мегапрофессионал, коллекционер, отец, муж и далее по списку. Чего тебя вдруг переколбасило — не скрою, вовремя — пойти в TikTok?

У меня работает девочка Ксюша — она отвечает за анонсы программы «Прямой эфир» в моем инстаграме. И как-то она говорит: «Андрей, вы должны быть в TikTok, потому что вся молодежь там». Я отвечаю: «Ксюш, мне спать некогда, какой TikTok?!» «Вам ничего не надо делать, я все сама», — сказала она. Поэтому за все, что у меня есть в TikTok, я благодарен Ксюше, студентке ВГИКа четвертого курса, которая сама все это придумывает и режиссирует.

Признавайся: платил этим тиктокерам из Dream Team House за коллаб?

Нет! Опять же, Ксюша мне сказала, что нужно срочно в этот дом поехать: «Я вас предупреждаю, у них уже была Бузова, а на следующей неделе будет Собчак. Если дадите ей приехать раньше вас, я уволюсь». Ну я и поехал. Там был Даня Милохин, и он мне рассказал, что когда жил в детском доме в Оренбурге, то мечтал, чтобы я его усыновил. В эту секунду я подумал: «Андрей, тебе скоро на пенсию, что ты тут делаешь?» А еще мне, кстати, ужасно захотелось привезти туда какие-то совриски и развесить, потому что у них голые стены. Это же отличная платформа для художников: никакой галереи не надо, а увидят семь миллионов.

А как ты относишься к «Ютьюбу»? Не хочешь туда пойти вместо телевизора?

Можно, если взять команду и выкладывать по 20 тысяч долларов в месяц на продакшен. Но надо прийти с чем-то. Не делать же очередную серию интервью — ну невозможно уже. Может быть, на моем канале будет суперреалити, как у Кардашьянов. Но у нас пока не родилась такая семья… Можно было сделать с Аллой Вербер — я все время ей говорил об этом. Камера бы шла за Аллой на все мероприятия, вечеринки, показы. Ее бы смотрели. Помню, когда Аллы не стало, я предложил боссам сделать про нее программу. Они сначала отказывались, говорили, что ее никто не знает. Пришлось уговаривать. А потом они увидели рейтинг эфира и признали, что я был прав.

Вот такие вещи могут сработать. Если приходить на «Ютьюб», то так, чтобы отличаться. Я не хочу быть пятым в обойме. Когда я впервые увидел Дудя на «Матч ТВ» вместе с Савиным, то не мог оторваться. Смотрел, думал: «Блин, какие пацаны! Что они делают в три часа дня в программе про футбол? Их нужно брать, они готовые звезды».

Прав, драйв невозможный.

И таких людей сразу видно! Я Глюкозу впервые встретил, когда она в 12 лет пришла в «Ералаш». Я спросил ее: «Девочка, ты кем хочешь стать?» Она ответила: «Звездой». И по ней было видно, что она готова стать звездой.

К слову, о звездах. Ты больше десяти лет работал главным редактором желтого, прямо скажем, издания Starhit. Чему это тебя научило?

Я пришел к выводу, что спустя десять лет звезды перестали мне быть интересны. А так как все перешло в интернет, то и проблем стало больше. Если раньше я мог посмотреть колонку или новость перед публикацией, то в диджитал-эпоху это стало невозможным. Когда по пять раз в день тебе звонят селебрити и кричат: «Говно, умри!», начинаешь задумываться, зачем тебе это надо. У меня ведь нет процента от бизнеса — есть только головная боль от количества людей, которые мне тр\*\*\*\*т мозг. В общем, пришел к редакции и сказал: «Послушайте, я вас всех очень люблю, я часть семьи. Но освободите меня от этой работы».

И вот теперь ты сам герой желтой прессы. Как там было недавно на обложке? «Я несу ответственность за актеров, которые заболели ковидом»?

Ой, это опять история. Про Льва Лещенко. Он прилетел из Америки и не хотел идти к нам на съемки. Я уговорил его: выпуск был посвящен Валентине Толкуновой, а они очень дружили. Он предупредил, что не дает никаких гарантий, что здоров, — не сдавал по прилете еще тестов. Я был готов взять любую ответственность на себя. Он приехал, а после передачи у него выявили ковид. Ну и пошло-поехало.

Когда ты научился абстрагироваться от едкой и бессмысленной болтовни, сплетен?

Я перестал их читать. Есть люди, которые себя гуглят: где их упоминали, что про них писали. У меня нет на это времени. И мне правда совсем не интересно.

Так ведь было не всегда?

Когда я пришел на телевидение, мной, безусловно, двигало (и еще в каких-то процентах движет) тщеславие, желание что-то доказать. Но, поборов это гипертрофированное желание быть «номером один», я перестал тратить время на то, «что скажут другие». Если раньше я каждую субботу слушал, что скажут Петровская с Лариной на «Эхе Москвы», сейчас мне все равно. Завтра будет другая неделя, завтра будут другие новости. Сегодня я у них хороший, завтра плохой.

Но ты же понимаешь, что залог роста — это способность принять критику. От кого ты готов ее принимать и кого слушать?

Послушай, я работаю на телевидении, у меня есть начальство. Понятно, что они — мой камертон. Дирижеры, которых я слушаю. Я человек команды и всегда понимаю, что вся эта звездность вообще никому не нужна. Нужен солдат, который готов работать 24 часа в сутки. Сказали: «В Большой театр», — в Большой театр. Сказали: «В Волгоград», — в Волгоград. Сказали: «В Сирию», — полетел в Сирию.

Ты в одном интервью сказал, что вырос, а начальство твоего роста не заметило. Обидно?

Когда работаешь каждый день, не обидно, потому что все время занят. Но иногда обстоятельства и звезды складываются так, что ты вдруг понимаешь: блин, тебе через десять лет уже можно на пенсию. А некоторые в твоем возрасте уже на пенсии — по военке или в Большом. И ты вскакиваешь, бежишь, продумываешь, как здесь нарядиться, что тут сказать, как поменять какие-то очки, оправу… Хотя ничего из вещей тебя уже не радует. Больше нет желания покупать. Еще лет 20 назад, на первом сезоне «Большой стирки», мне всего хотелось, мне все было надо. А зачем это надо? Теперь непонятно.

Ну, это норма взросления. Интересно другое: как ты в этой гонке следишь за тем, чтобы быть лучше, круче, расти?

Во-первых, конечно, нужно смотреть, что делают коллеги по всему миру. И тогда, может быть, почувствуешь тренд чуть быстрее, чем остальные. Например, когда началась пандемия, сказали, что зрителей в зале быть не должно. Мы объявили конкурс: присылайте свои портреты, и мы их расставим по студии. Мы благополучно осуществили затею, и наши русские коллеги, работающие на западных каналах, оценили ход — спрашивали, как мы это сделали. А потом наш ход на шоу Эллен Дедженерес повторили. В такие моменты чувствуешь: ты в тренде. Эллен сейчас пошла дальше: поставила тонкие плазмы, на которые транслирует зрителей из их домов.

На кого еще, кроме Дедженерес, равняешься?

Это такой сборник. Ты смотришь Fox News, то, как они подают новости. Смотришь другие каналы, запоминаешь ходы. Мне кажется, чтобы быть интересным зрителю, нужно быть еще интересным самому себе. Напитываться чем-то, чтобы потом отдавать. Например, у меня осенью была поездка в Краснодар. Я под невероятным впечатлением от парка, который сделал Галицкий для своего города, это прямо современный Версаль. Прекрасен футбольный стадион, который повторил римский Колизей. Я прилетел вечером, приехал из аэропорта в новый Marriott, поднялся на 19-й этаж. И вот, садится солнце, а у меня полное ощущение, что я в Лос-Анджелесе. Утром вышел на улицу, а у них перекрывают дороги в выходные дни. И представь: восемь утра, все бегут, кто-то на велосипеде, кто-то на самокате, кто-то занимается йогой. Счастье. Моя задача — взять эту энергию счастья и каким-то образом транслировать ее зрителю.

Откуда появилась фраза «Берегите себя и своих близких»?

Я учился в американском университете, и профессор, преподающий основы телевидения, считал, что у любого должна быть своя узнаваемая фишка. Ставил в пример Мадлен Олбрайт с брошками, Черчилля с сигарой. Он говорил, что телеведущему легче всего повторить Ларри Кинга с его подтяжками, но правильнее, если будет какая-то фраза. Чтобы тебя узнавали именно по ней.

Я вернулся в Россию. Тогда я вел программу «Доброе утро» и заканчивал ее фразой «Искренне ваш, Андрей Малахов». Она же перетекла в «Большую стирку». Но, когда началось шоу «Пусть говорят», нужно было придумать что-то новое. Тогда вместе родились две фразы: «Вы смотрите истории, о которых невозможно молчать» и «Берегите себя и своих близких». Я месяц искал эту фразу, а родилась она в момент.

Скажи, а вот эти люди, которые были в твоих передачах, которых ты в трудную минуту вытаскивал. Ты с ними общаешься вне телевизора?

Нет. Я завидую Оксане Пушкиной: она как-то умудряется поддерживать контакт со своими героинями, знать их судьбу, поздравлять с днем рождения. Для меня это, честно, уникальный случай. Вот, скажем, я всю жизнь мечтал сделать интервью с актрисой Натальей Негодой — «Маленькая Вера». Уговорили Наташу, сделали программу. Но дальше ничего. Мне кажется, лучше какая-то недосказанность.

Особенно если ты человека боготворишь!

Именно. Помню, когда я жил в общежитии МГУ, мы часто обсуждали, на кого хотим быть похожими. Первое место у всех занимал Том Круз. И вот, лет пять назад, мой приятель, который теперь живет в Германии, звонит и рассказывает: Том Круз в прямом эфире немецкого телевидения сказал, что летит в Москву на премьеру. «Если ты сейчас поедешь во Внуково, то сможешь наконец встретить Круза», — радуется друг. Будь это лет 20 назад, я бы подорвался — на автобусе помчался бы в аэропорт. А тут подумал: «Вот я сейчас там что увижу?» Завернулся в одеяло и забыл про Тома.

Самоуничтожение на аукционе Sotheby’s картины «Девочка с шаром», к которому отсылает кадр нашей съемки, Бэнкси объяснил фразой: «Стремление к уничтожению также является творческим побуждением». Он приписал цитату Пикассо, но на самом деле это сказал русский философ Михаил Бакунин. Где та граница, когда хайп неприемлем? У тебя она есть?

Конечно, есть. Но она может меняться — как и мнение. Это вечный диалог с собой. Я задаю себе вопросы, спрашиваю себя, понимаю ли я меру своей ответственности. Я прошу вселенную дать мне разум и не лишать меня чувства нормы и здравого смысла.

Фото: Женя Филатова. Видео: Виталий Селин. Модель: Андрей Малахов. Стиль: Николай Ладонкин. Макияж: Алеся Ахмерова. Прически: Регина Авдимова. Боди-арт: face art: Нина Горлушко, ассистент по боди-арту: Татьяна Тимошина. Интервью: Алёна Долецкая. Арт-директор: Денис Ковалев. Продюсер: Арина Ломтева. Ассистент продюсера: Дарья Шиленкова

английский художник Дэвид Хокни. — Прим. ред.

китайский художник и архитектор. — Прим.ред.

Музей современного искусства «Гараж». — Прим. ред.

Broad Plain Boys’ Club, образовательный бристольский клуб со 120-летней историей. — Прим. ред.

художник Владислав Мамышев-Монро. — Прим. ред.

один из самых популярных тиктокеров в России. — Прим. ред.

Вероника Белоцерковская, писатель, издатель. — Прим. ред.

композитор, в прошлом гражданский муж Пугачевой. — Прим. ред.

Джордж Кондо, американский художник. — Прим. ред.

Наталья Шкулёва, издатель, супруга Малахова. — Прим. ред.

российская и французская художница. — Прим.ред.

предприниматель, коллекционер. — Прим. ред.

телеведущая, общественный деятель, депутат ГД РФ. — Прим. ред.

парк построен на средства предпринимателя Сергея Галицкого. — Прим.ред.