Срач или не срач: журналист Олег Кашин о том, почему мы стали такими злыми
Мы с Сергеем ведем совместную радиопередачу в прямом эфире, обсуждаем новости недели. Заходит речь об одном политике-женщине, Сергей говорит, что она дура, я перебиваю и говорю, что, если бы я выбирал между ним и той женщиной, выбрал бы ее. «Твое мнение здесь никого не интересует», — говорит Сергей, и хотя я тоже понимаю, что был с ним, наверное, резковат, здесь, на мой вкус, возникает еще и формальная коллизия: если соведущего не интересует мое мнение, то зачем мне с ним разговаривать? Я обиженно замолкаю — говори, мол, один, — но у нас остается меньше минуты до рекламы, скандала пока нет. Реклама идет три минуты, помимо прочего — достаточно времени, чтобы отдышаться и остыть. Но зачем? Здороваюсь со слушателями первым и говорю, что сейчас мы продолжим программу, вот только мне нужно принять извинения Сергея. «Сергей?»
Мой партнер, который, наверное, за те три минуты даже не остыл, а просто забыл о нашей, в общем, действительно пустяковой стычке, удивляется и, конечно, говорит, что извиняться не будет — не за что. «Нет, извинись», — настаиваю я и, не получив извинений, снимаю наушники, до конца программы он разговаривает один, а когда эфир заканчивается, я сообщаю начальству радиостанции, что эту передачу больше вести не буду, она закрыта.
Хорошо хоть, не подрались», — скажете вы, а я скажу: «Ха». Трудно подраться, когда один ведущий в Москве, а другой в Лондоне.
Нас связывает только Zoom, и, если совсем честно, будь мы в студии, я бы, наверное, был сдержаннее, имея в виду именно вероятность драки. Как многие толстые люди, я плохо дерусь и медленно бегаю, поэтому приходится быть добрым, ну а если вероятность физического конфликта по техническим причинам нулевая — зачем сдерживаться? Я прекрасно понимаю, что конфликта действительно можно было бы избежать, но вот это «зачем» — наверное, оно определяющее.
Тут можно было бы сказать, что удаленка и сопряженный с ней карантинный дефицит реального человеческого общения расшатали всем нервы, но вот это «все» — не очень хорошее обозначение. Нет никаких всех, есть я, есть ты, есть он, и вот он еще, и она — нравы и обычаи человеческого общежития выстраивались веками, и вот по этим нравам пандемия и нанесла, очевидно, ощутимый удар. Но есть ведь и другое общежитие — виртуальное. Его история не превышает двух десятилетий, а это всего два школьных срока, вообще ничего. И нравы в нем буквально школьные, простые и жесткие, когда и коллективный остракизм, и бойкот, и конфликты стенка на стенку — это не аномалия, а нормальная повседневность.
Всеобщая удаленка соединила две реальности, и вот уже на рабочих совещаниях ты, как в фейсбучном сраче, можешь кого-нибудь немедленно забанить или просто обругать, не задумываясь о том, что в ответ тебе сломают нос. И тоже, наверное, важно, что практики из социальных сетей шквалообразно проникли в реальную жизнь не в тихом, как теперь кажется, 2005 (допустим) году, а в 2020-м, когда у каждого пользователя за плечами уже и личный опыт виртуальных конфликтов, и объективное общественно-политическое ожесточение, соавторами которого в равной мере выступают и Трамп с Байденом, и белорусские омоновцы, и исламисты, обезглавливающие парижан в рамках спора о карикатурах. Мир не то чтобы стал злее, но его границы постоянно смещаются, и многое из шокировавшего вчера на глазах превращается в неизбежное сегодняшнее. Прошла мода на фантазии по поводу будущего, и, кажется, дело именно в том, что будущее уже наступило — по крайней мере, у каждого, кто лет пятнадцать назад мог думать, что завтра будет иначе. Достаточно впечатлений, чтобы понять: иначе — это уже сейчас.
Нет смысла заботиться о хороших отношениях с окружающим миром — теперь у всех отношения одинаково плохие, самортизированные значительно меньшей, чем раньше, возможностью реальных встреч и множеством новых примеров из повседневной жизни, когда чужие публичные конфликты в соцсетях становятся для наблюдателей в том числе и руководством к действию. Это хорошо видно на примере скандалов с харассментом, когда за каждым «миту» следует еще одно, потому что принцип «я не боюсь сказать» действительно работает: когда ты видишь, что другой не боится, ты и сам перестаешь бояться.
И значит, уже можно не откладывать на завтра какие-то окончательные («окончательные») выяснения отношений, можно не дорожить дружбами и связями.
Тем более что удаленка во многом уравняла виртуальную и реальную среду, и даже школьный знакомый, которого ты не видел много лет, кроме как на страничке в соцсети, теперь ничем не отличается от сослуживца, который тоже не более чем окошко в зуме. Слово «лицемерие» традиционно считается почти ругательством, но никто не будет отрицать, что без него бы человеческая культура просто не сложилась в том виде, в каком мы ее еще застали. Да, вокруг много людей, которых ты с удовольствием придушил бы, но, чтобы мир не сорвался в кровавую вакханалию, ты должен здороваться с этими людьми и улыбаться им. Так было всегда — ну, на протяжении столетий. Сейчас эти столетия закончились, просто не все еще заметили.