«Нижнее белье нам выдавали, только пижама могла быть своей»: как я училась в пансионе воспитанниц Министерства обороны

Наверное, хоть раз в жизни у всех появлялась мысль, что мы родились не в то время и не в том месте. И нас, например, не приглашают на балы, мы не ездим верхом и не носим кружевные перчатки, как Элизабет Беннет. Но еще остались места, где эта жизнь остается реальностью. Например, в Пансионе воспитанниц Министерства обороны Российской Федерации, куда лично приезжает Шойгу и проверяет, как учатся девушки.

Вот только жизнь там не такая сказочная — никаких тату и пирсинга, косметики и даже хвостиков. Да, ты ходишь в Большой театр на премьеры оперы и балета, но приходишь домой и надеваешь нижнее белье, которое тебе выдали. Узнали, как отучиться в этих спартанских условиях семь лет, у выпускницы Анастасии Анисимовой. А главное, каким человеком ты выходишь оттуда.

Завтрак, «сампо», Большой театр

Девочки поступают в Пансион, когда оканчивают начальную школу, еще туда можно попасть после пятого и шестого классов. Учатся, как в обычной школе, до 11-го. Лучше всего я помню жизнь в Пансионе в старших классах, я была более осознанной, к тому же у меня уже сложилась определенная рутина.

Жили мы в блоках («квартирах») — в каждом две комнаты на двух человек. По будням нас будили в семь утра (по воскресеньям в девять), в 7:40 уже нужно было быть в столовой на завтраке. Мы с соседкой по комнате могли встать и в 7:30, одежду готовили с вечера (у нас был специальный регламент, по каким дням какую форму мы носим). Быстро умывались, заплетали две косички (если успевали, то два колоска), это два вида допустимых причесок. И шли на завтрак.

После завтрака всеобщее построение в 8:10, наша староста отчитывалась, сколько девочек в классе присутствуют, сколько болеют. Потом учеба до обеда.

А дальше либо снова пары, либо иди в спальный корпус на «сампо» (мы называли так, но официально это звучало как «самоподготовка домашнего задания»). Почти каждый день у нас были встречи с известными людьми, приезжали ректоры университетов, известные актеры, ученые, спортсмены, нам устраивали выезды в музеи, на выставки, концерты. Вечером ужин, после которого опять могли поставить выезд, например, в театр. Мы часто посещали оперы и балеты Большого.

Еще обязательными были конный спорт и фигурное катание, нас возили заниматься в ЦСКА. И это тоже было обязательно, но оценки не ставили.

В выходные и праздники расписание менялось, а вместе с ним и меню в столовой. Можно было встать попозже, на завтрак давали что-то вкусное, например блинчики со сгущенкой. После обязательная прогулка, а потом снова в корпус, делать уроки.

Воскресный воспитатель (так называли сотрудника, который приходил в субботу утром, ночевал с нами и уходил в воскресенье вечером) иногда устраивал что-то интересное. Мы готовили поделки к праздникам, иногда были спортивные эстафеты.

Нужно быть «идеальной»

У нас очень серьезно контролировали внешний вид. Девиз Пансиона: «В знании — сила, в красоте — спасенье, в служении — судьба». Думаю, смысл понятен без особой расшифровки — воспитанницы должны быть лучше всех и выглядеть лучше всех.

Наши утренние построения выполняли в том числе функцию контроля нашей одежды и общего внешнего вида. Всегда нужно было гладить юбки, тщательно следить, чтобы пуговицы были крепко пришиты к жакету. Кстати, из одежды нам выдавали все, вплоть до нижнего белья. Какие-то вещи можно было привезти, например любимую пижаму, носки, но носить только в спальне.

Что еще касается внешнего вида — никаких лохм, засечек на колготках, грязной головы. Особенно на важных выездах — там точно нужно было быть «идеальной».

Дисциплина тоже была очень важна, но я не самый спокойный ребенок и часто нарушала правила. И хотя меня ни разу не ловили, другим за такие же шалости могло попасть. За серьезную провинность могли лишить «увольнения» — привилегии погулять в городе без воспитателя пару часов в одиночку.

Мейк, ноготочки и две тугие косички

Если мы красились, то старались делать это очень незаметно, только когда стеснялись покраснений или несовершенств на коже. Могли поправить брови, но смоки айс или яркая губная помада, конечно, были категорически под запретом. Обычно мы делали макияж в спальном корпусе, когда было свободное время. Просто так, для себя.

Например, моя соседка по комнате (и лучшая подруга по совместительству) за время нашего пребывания в пансионе, упражняясь в спальне с помадой, тенями, пудрами, прекрасно набила руку. Она делает макияж как настоящий визажист, но вот я не умею краситься до сих пор.

Исключения были только на выступлениях. Если мы ставили номер, в котором предполагался яркий макияж, мы готовились и красились.

Когда я была в старших классах, я приезжала с каникул с каким-нибудь нюдовым гель-лаком. Такое спускали с рук. Но если кто-то приезжал с броским маникюром, то все, доставай ножницы из чемодана и прямо здесь состригай. Иначе даже на порог Пансиона не пустят.

С десяти лет в моей голове все еще звучит фраза «никаких хвостов» — мы всегда ходили с косичками или колосками, причем колоски должны быть просто стальными. И никаких вихров и лохм, отправят в туалет переплетаться.

Без проколов

Нам категорически запрещали татуировки и пирсинг. По секрету скажу: я знала девочек, у которых были тату на скрытых местах. Когда я приехала в Пансион в десять лет, у меня в левом ухе была проколота вторая дырка в мочке, мне велели снять сережку.

Но вы же понимаете, если что-то запрещают, этого особенно и хочется. Поэтому в десятом классе мы научились прятать проколы, появились девочки, которые прокалывали хрящи или «смайлы» (это вид прокола уздечки верхней губы. — Ред.) на каникулах. Остальные девушки носили два гвоздика в мочках, никаких больших сережек с рубинами, никаких колец — все это было крайне нежелательным.

Сейчас у меня все уши в пирсинге и есть татуировки, но, если честно, я даже боюсь представить, что было бы со мной, если бы я так заявилась с каникул несколько лет назад.

Тяжело войти в общество, где все разные

У меня были проблемы с принятием своего внешнего вида, когда я окончила Пансион, но это не его вина — просто мне было тяжело войти в общество, где все разные. Тогда я не знала, что можно заявлять о себе, выражать позицию внешним видом. Когда я это поняла и приняла, моя жизнь очень поменялась, внутренние ощущения тоже.

Изменились и привычки. Когда я училась в Пансионе, все семь лет в своей комнате нужно было соблюдать порядок — протирать пыль, застилать кровать сразу после пробуждения, следить на порядком в гардеробе и на книжной полке. Это должно было привить нам любовь к чистоте, но мне не помогло. Я стала жутко беспорядочной.

Внешний вид тоже поменялся: я всегда любила короткие стрижки, но в Пансионе не могла себе этого позволить (за этим также следили, у нас должны были быть если не длинные волосы, то хотя бы такой длины, которая позволяет плести косы). Поэтому сейчас экспериментирую с волосами — могу постричься, сделать завивку, хочу еще попробовать покрасить волосы в какой-нибудь цвет.

После тесных юбок и каблуков

В силу своей юности, наверное, я не могу сказать, что очень женственная или стремлюсь к какому-нибудь элегантному образу в одежде. Я больше по кедам и худи. Стараюсь следить за тем, чтобы мои вещи не только вызывали «господи, как же ты хорошо выглядишь сегодня», но и за тем, чтобы мне было очень комфортно в своей одежде.

После тесных юбок, жакетов, каблуков, блузок в Пансионе я поняла, что одежду можно назвать лучшей, когда ты не ощущаешь ее на себе. Ничего не должно отвлекать тебя от жизни, ты ничего не должна поправлять, ничего не должно спадать и мешать тебе сидеть, ходить, бегать.

У меня есть внутренние зажимы и комплексы, из-за которых я не могу чувствовать себя настолько уверенно, насколько мне хочется, но все же я точно знаю, что стала раскрепощеннее и менее стеснительной.

Фото обложки: Shutterstock.