«Я переедала ради расправы над собой». 6 историй людей, которые пережили расстройство пищевого поведения

«РПП — это как большая клетка, в которую ты сам себя загнал, а внутри звучит громкий голос, который вечно винит тебя за то, что ты существуешь», — так описывает расстройство пищевого поведения (РПП) одна из героинь этого материала. У каждого человека своя причина и первоисточник этой болезни, но все сходятся в одном: РПП медленно тебя убивает.

Рассказываем истории людей, которые смогли или не смогли справиться с этим расстройством, а также говорим с врачом-психиатром и руководителем Центра изучения расстройств пищевого поведения Анной Коршуновой. Некоторые из героев предпочли остаться анонимными. Дальше — прямая речь.

Что такое РПП и какие симптомы

Расстройство пищевого поведения — это целый набор разных заболеваний, большая часть из которых относится к спектру психических заболеваний. У них разные симптомы, но есть некоторые вещи, которые считаются самыми распространенными: нервная анорексия, нервная булимия, а также атипичная нервная анорексия и булимия.

Если говорить про симптомы, которые также характерны для этой группы заболеваний:

• страх перед едой;
• навязчивые мысли о еде;
• навязчивый подсчет калорий;
• навязчивые занятия спортом и/или самоповреждения и/или очищения;
• разрушающая ненависть к телу.

По-научному это называется дисморфоманическими переживаниями. Это страхи некоторого внешнего недостатка.

Первые сигналы

Когда мы говорим про человека, который начинает заболевать расстройством пищевого поведения, нужно понимать, что, скорее всего, он замечает первые сигналы достаточно рано. Зачастую еще до того, как реально случаются какие-либо изменения в еде.

Человек начинает больше думать о том, что с ним что-то не так, у него возникают саморазрушающие мысли. Иногда это желание навредить себе или наказать, а также желание контролировать каждый свой шаг. И все это случается еще до того, как человек нащупывает этот навык контроля над едой.

Если говорить про психологическое состояние, то человек чаще становится более грустным, замкнутым. Вещи, которые раньше радовали, перестают вызывать у него интерес. И в голове вечно крутятся мысли о том, что с ним что-то не так (я выгляжу не так, веду себя не так и т. д.).

Если вы спросите такого человека, в порядке ли он, скорее всего, он ответит, что нет (в случае доверительных отношений).

Родным и близким распознать первые сигналы сложнее — эти заболевания часто начинаются в подростковый период с 12 до 17 лет, когда дети в принципе сильно меняются. Такие изменения бывает сложно заметить, просто потому что ребенок в этом возрасте действительно динамично меняется.

Что могут заметить родные и близкие:

• ребенок стал более замкнутым;
• ребенок не радуется тем вещам, которым радовался раньше;
• ребенок начинает задавать странные вопросы: «Все ли со мной нормально?», «Как я выгляжу?», «Красивый ли я?», «А что отличает людей красивых от некрасивых?»

Вы можете начать замечать первые нездоровые изменения в еде: отказ от приемов пищи, увлечения не очень здоровыми на первый взгляд модификациями еды. Часто родители могут воспринять это как что-то нормальное: ну а что, сладкое — это же не всегда полезно. Но все это вместе (погрустневший ребенок, который отказывается от привычных радостей и сильно напрягается по поводу внешности) — первые сигналы того, что про это лучше поговорить.

Важно понимать, что вины родителей в этом нет — эти сигналы действительно трудно различимы, и они не кажутся такими страшными.

Что может помочь

Важно говорить о том, что беспокоит ребенка, а не вас. Начинать работу именно с этого — разговора родителей и ребенка. Потому что вас могут беспокоить абсолютно разные вещи: ребенка больше беспокоит бесконечная каша в голове и страх перед едой, родителей — то, что ребенок ничего не ест и не получает необходимых веществ для здоровья. Поэтому нужно понять, что тревожит именно ребенка.

Когда родители начинают говорить, как важно полноценно питаться, это ничем не поможет. Лучше сказать: «Дружище, ты избегаешь семейных встреч и радостей, тебя что-то сильно пугает. Давай про это с тобой поговорим, я хочу тебе помочь». И, возможно, это хороший момент, когда можно также сказать ему, что лучше обратиться к психологу.

И самое важное — не обвиняйте ребенка и не пытайтесь доказать, что он ведет себя неправильно по отношению к еде. Я понимаю, что родителям часто бывает страшно, но обвинения повлекут у ребенка еще большую ненависть к себе.

Истории — что общего?

Исходя из тех историй, что я услышала, я заметила, что девушки пытаются найти какую-то внешнюю причину: что-то не так сказали в школе или доктор неправильно к ним обратился. Но тут очень важно понимать, что причины нарушения пищевого поведения — внутренние.

Мы говорим именно про особенности в центральной нервной системе, физиологические особенности, с которыми человек рождается. Они приводят к тому, что в пубертатный период под воздействием гормонального изменения эта центральная нервная система сильно перегружается. И она имеет тенденции к созданию определенных локусов, которые формируют навязчивость, страх и повышенную тревожность.

Да, человек может быть тревожным и без расстройства пищевого поведения, например когда чувствует опасность. Но тут мы говорим именно про ощущение тревоги, когда опасности нет. И оно такой силы, что с ним почти ничего нельзя сделать. И оно никак не похоже на ту тревогу, которую испытывает здоровый человек. Именно ее создает центральная нервная система.

То есть все причины физиологически обоснованы и связаны с возрастом. Важно понимать, что они не имеют никакого отношения к среде — ни семья, ни школа, ни сайты тут не виноваты. Группы, которые пропагандируют РПП, — это уже следствие. Человек сначала заболевает расстройством пищевого поведения, а потом его уже тянет в эти сообщества. Так же и с токсичной семейной или школьной средой — она не провоцирует болезнь.

Все дело в центральной нервной системе, мы с ней рождаемся. Те особенности, про которые я говорю, это не слабости, а именно уникальные свойства. Например, это те особенности, которые помогают нам обрабатывать большой объем информации, хорошо учить языки, тонко чувствовать эмоциональные грани. И быть эмоционально чувствительным человеком в хорошем смысле этого слова. Это не недостаток.

Из двух людей с разными особенностями центральной НС, попавшими в одинаково токсичную среду, один разовьет РПП, а второй нет. Все зависит от центральной нервной системы, а не от среды.

Арина

РПП у меня началось в 15 лет, когда тело стало меняться под влиянием гормонов и я внезапно для себя набрала вес.

Сперва я училась в европейской школе, там одноклассники не обращали внимания на мой вес, я чувствовала себя симпатичной — помню, что получала внимание мальчиков, соседки по комнате делали мне комплименты. Все изменилось с возвращением в Россию. В классе была довольно токсичная атмосфера. Девочки оценивали друг друга, обращали внимание на объем ног, талии… Да-да, в 15 лет, в 7-м классе. Помню, как они шутили про мои полные ноги, и это въелось мне в голову так сильно, что я решила похудеть.

Начала с похода в зал, мама одобрила, это казалось полезной спортивной активностью. Я стала сидеть на диетах, об анорексии не было ни единой мысли — была уверена, что подтяну тело в зале и слегка сброшу вес.

Но спустя время диеты и взвешивания стали смыслом моей жизни, занимая 80% внимания. Я все время читала про калории, похудение, могла изнурительно тренироваться. С обычного рациона, каш и салатов я перешла на рацион «3 яблока в день и вода».

Худеть я начала очень быстро. Уже спустя полгода весила 43 кг и, естественно, уже не могла остановиться, не могла представить, что съем что-то большее, чем 5 фруктов в день. Я отказалась от прогулок с друзьями, выбрав полный контроль над своим телом.

Естественно, все эти симптомы — это поверхность. Сейчас я нахожусь в психоанализе и разбираю первопричины своих детских травм. Насмешки в школе никогда бы не стали началом РПП, если бы я знала свою ценность и любила себя, но моя судьба сложилась иначе.

Причина РПП, безусловно, есть, у каждого она своя. Это, как правило, комплекс причин. В моем случае, судя по работе с психологом, это поглощающая мать, бессознательный запрет на то, чтобы быть женщиной, то есть расти и развиваться.

Поэтому была потеря цикла, груди, женского роста. Мне было важно оставаться ребенком для своей матери, никогда от нее не уходить и всегда быть для нее маленьким сосудом для контейнирования эмоций (проживания как своих, так и сторонних эмоций — ред.).

Мне хотелось исчезнуть, чтобы не доставлять маме хлопот, — папа рано ушел из семьи, мама постоянно работала, была уставшей. Я эмпатически это считывала, но не осознавала — мне было важно не существовать, не проявлять эмоций, чтобы мама окончательно не развалилась. А еще мне очень важно было стать идеальной для папы, чтобы он вернулся и больше никогда меня не бросал.

С РПП я провела около 5 лет, включая 3 рецидива и 3 ремиссии. Я трижды лежала в частных клиниках, наблюдалась у психиатра и пила антидепрессанты.

Надо сказать, что тогда по этой проблеме в РФ было почти не найти информации и квалифицированной помощи. Никто не говорил, как это лечить, но по счастливой случайности я попала в клинику, где мне назначили какие-то конские дозировки антидепрессантов, они помогли мне выбраться в недолгую ремиссию.

Через полгода снова был рецидив, более тяжелый, так как мой вес был 32 кг. Я впервые почувствовала страх смерти — стояла перед зеркалом и понимала, что либо я сейчас ем пресный рис через слезы и панические атаки, либо медленно умираю. Мама заходила в комнату и плакала.

Расстройство пищевого поведения — это болезнь, ее нужно лечить совместно с врачом. РПП как большая клетка, в которую ты сам себя загнал, а внутри — громкий голос, который вечно винит тебя за то, что ты существуешь.

Вика

Моя история РПП началась в 14 лет. Начался пубертат, тело, как и у всех, начало меняться. Я резко набрала вес, буквально за лето я с 45 кг набрала до 50.

Я обратила на это внимание, но у моих ровесниц, подружек из школы, была та же ситуация, поэтому сперва никаких загонов не было. Но потом началась история с буллингом в школе и на гимнастике, которой я занималась уже много лет.

В школе подружки стали хейтить меня за спиной, хотя продолжали со мной общаться. Я случайно узнала, что они скидывали друг другу мои фотографии, приближали мое лицо и говорили, какая я жирная, хотя я была самым обычным подростком, со «средней» фигурой, которая постепенно обретала женственность.

На гимнастике тренеры говорили: «Вот, у вас пубертат, вы все начинаете набирать вес, поэтому мы будем за ним следить». Это тоже была ужасно нездоровая история — они взвешивали нас каждую неделю. И если кто-то из команды не похудел или, не дай бог, поправился на 500 г, тому вручалась фигурка коровы.

Из-за этого я стала думать, что я толстая. Начала сидеть в группах «Типичная анорексичка», «40 кг», изучать всякие диеты. Стала отказываться от еды, придумала себе диету — зеленый чай и грейпфруты (прочитала, что от этих продуктов можно похудеть).

Конечно же, меня хватило на несколько дней — случился нервный срыв и аллергия на грейпфруты. Потом родители заметили, что я отказываюсь от еды, и попытались за этим следить.

Мысли о РПП не покидали меня до 11-го класса школы точно. Потом, когда я училась в универе, я немного похудела, и мне стало комфортно в своем теле. Но в депрессивные эпизоды могла пить кофе, курить сигареты и думать: «Как же круто, что я не ем».

На самом деле до сих пор любая ситуация, когда я не ем, воспринимается как что-то крутое. Я продолжаю следить за весом, делю еду на плохую и хорошую, ограничиваю себя. Летом я встретилась с подругой, которую долго не видела. Она сказала: «Как в Москве хорошо живется, раз ты потолстела…» Я думала об этом весь день.

Катя

Я с детства не была худой. Пошла в папу — склонность к полноте. Мне на нее никто не указывал, поэтому я о ней и не задумывалась. Первый раз мысли о фигуре появились лет в 13, когда я стала сравнивать себя с подружками и поняла, что я полнее.

Растущему организму похудеть проще, через месяц качания пресса по вечерам я уже себе нравилась. После этого я забила и долго просто ела в свое удовольствие, не заметив, как начала заедать эмоции и компульсивно переедать.

Первые приступы РПП у меня появились в 17 лет. Сначала я днями не ела, потом днями объедалась и винила себя за это. Спустя год я, рыдая, пихала пальцы в рот, худела, но все равно не была довольна своим телом. Такие приступы у меня случались раз в несколько месяцев. Я зациклилась на фигуре, била себя, царапала, вызывала рвоту и делала прочие самоповреждающие вещи.

Однажды съела огромный кулич на Пасху, а потом в истерике выпила литр воды с разведенной солью, но меня не стошнило. Живот был переполнен, во рту отвратительный привкус. Я просто лежала на полу и плакала.

Спустя время я решила пойти в зал, начала считать калории и через 3 месяца дошла до 500 ккал в день. Мой живот прилипал к спине, но я боялась есть и пить. Снова сорвалась, съела плитку шоколада и склонилась над унитазом.

После я пошла к психиатру, мне выписали медикаменты и взяли с меня обещание больше никогда не причинять себе вред. Это помогло. С тех пор я ни разу не пыталась вызвать рвоту. Однако переедания остались, и я очень тяжело справляюсь с ними и с каждым лишним граммом на весах.

Один раз, увидев свое тело в зеркале, я чуть не разбила его. Для меня еда — высшее благо и наказание. Я ем ради эмоций и переедаю ради расправы над собой. Но лечение идет, а я надеюсь, что однажды по-настоящему приму свое тело.

Маша

Когда мне было лет 12–13, я постоянно следила за Соней Есьман (модель и блогер — ред.), она была вегетарианкой. Меня это очень прикалывало. Еще смотрела паблики «ВКонтакте» наподобие «40 кг», соцсети моделей. Все они очень сильно на меня повлияли.

Я начала отказываться от еды, пробовала разные диеты, в голове возникла масса запретов. Я считала калории, полностью отказалась от мяса. Затем было полноценное веганство, вначале было только правильное питание: немного курицы, углеводы в виде овощей и какая-нибудь крупа.

Вес я теряла просто стремительно. По-моему, минимальный был 36–38 кг. Я была просто дрыщом. Скоро не смогла даже заниматься спортом (у меня были аэробика и спортивные танцы), просто не было сил, я не вывозила тренировки.

Меня не дразнили в школе, я никогда не была толстым ребенком. Просто в какой-то момент мне показалось, что мои ляжки слишком толстые, потому что я занималась спортом и у меня были мышцы на ногах. И мне казалось это ужасным. Так жизнь поделилась на «до» и «после».

Я жила в Челябинске, а там очень холодно, особенно зимой. Я помню, как дико мерзла, потому что не хватало массы тела. У меня даже начали расти волосы на спине, это был гормональный дисбаланс, не начинались критические дни. Очень стремное время.

Как я оттуда выбралась? Был переломный момент. Мы с мамой пошли выбирать одежду. Я увидела, как мама плачет в примерочной. Она просто смотрела на меня и плакала, потому что я была очень худой и вещи на мне просто висели. Слезы мамы для меня — это самое жуткое, что может быть. Я понимала, почему она плакала. Меня просто переключило.

Потом я все время спрашивала себя, почему так произошло. Мне кажется, всему виной социальные сети и стремление, как мне потом сказал психолог, быть первой везде. Ведь тогда влияние общества и пабликов с пропагандой нездорового пищевого поведения было очень сильным.

Когда я переехала в Москву, у меня начались периоды дикого компульсивного переедания. Девочки из общежития уезжали на выходные домой, а я оставалась одна и переедала.

Кажется, у этого было две причины. Первая — постоянный контроль того, что я ела. А когда ты разрешаешь себе еду, тебя просто прорывает, и все. Нельзя себе ничего запрещать.

Вторая причина — психологическое состояние на тот момент. Было одиноко. Я осталась одна в новом для себя городе, в университете, где я не была лучшей из всех, а еда все-таки поднимает настроение.

Саша

Насколько я знаю, РПП развивается у девочек с большой силой воли. Например, я начала худеть, потому что решила, что никто и никогда в жизни больше не назовет меня толстой. И все. Я очень любила сладкое, печеньки, шоколадки, тортики, но в секунду поняла, что похудеть для меня важнее.

Я была достаточно пухленьким ребенком. Глядя на своих сестер, которые всегда оставались худыми, я мечтала быть как они. Я просто была неактивная — больше читала, смотрела мультики. Была какая-то медлительная.

Думаю, еще повлияло то, что я всегда была высокой, выше всех в классе, сама себе казалась крупной и неуклюжей, как корова.

Притом что толстой я никогда не была — при росте 170 см я весила 60 кг. Но в итоге в 14 лет я начала активно худеть, за лето благодаря диетам потеряла килограммов 7.

Я приехала в школу, и все наговорили кучу комплиментов, мол, «вау, ты так хорошо выглядишь, тебе так идет, ты такая хрупкая, ля-ля-ля». Тут у меня появился страх, что я снова наберу вес. И начала худеть все больше и больше.

Родители забеспокоились, папа стал буквально запихивать в меня еду, оставаясь без его присмотра, я практически не ела.

Через пару месяцев мне уже абсолютно не нравилось, как я выгляжу. В 15 лет я похудела до 48 кг при росте 173. Испортилась кожа, появились адские высыпания на лбу, выглядела я ужасно. Я была очень худая, вся обсыпанная, у меня начали выпадать волосы. И я отстригла их под мальчика.

Мне все время было холодно, и я ходила в одной и той же одежде. Короче, я ненавидела то, как я выгляжу. Я пыталась всеми возможными способами как-то абстрагироваться, читала журналы Vogue и SNC, пыталась уйти в эскапизм. Но все стало абсолютно ужасно.

Но самое страшное — это отношения с семьей, постоянные скандалы. Родители ссорились по большей части из-за меня. И главное, что мне это ставили в упрек все, кроме мамы. Папа, бабушка говорили: «Из-за тебя ругаются, из-за тебя все так плохо. Чего тебе стоит поправиться? Это же не сложно». Даже от сестры я чувствовала презрение, это было ужасно.

Самое жуткое воспоминание того времени — я просыпаюсь в 6 утра, чтобы успеть, пока никто не проснулся, быстро сходить в душ и выпить как можно больше воды, чтобы прибавился вес, потому что родители каждое утро устраивали контрольное взвешивание. Сейчас, когда все, слава богу, прошло, я не взвешиваюсь вообще. Мне даже не интересно, сколько я вешу.

Страшные скандалы в семье чередовались с моментами, когда в меня запихивали еду. Папа буквально, угрожая физической расправой, пихал в меня нереальное количество еды, мне было плохо именно с физической точки зрения.

Дальше с переменным успехом было лечение, психиатры, психотерапевты, диетологи, которые подбирали диеты для набора веса, но ничего не помогало, потому что я, собственно, не хотела этого делать. Меня напрягал сам факт лечения, и потом как-то все сошло на нет.

У меня 4 года не было месячных вообще, и они вернулись просто каким-то чудом. Я пошла к хорошему врачу, она выписала мне препараты, и все нормализовалось. Я стала жить более или менее адекватной жизнью, но проблема была в том, что все равно где-то на подкорке был страх набора веса, и это никуда не уходило.

Переломным моментом стал карантин, когда я так сильно боялась набрать вес, что решила и калории сократить. За время карантина я похудела до 40 кг при росте 170. Это был финиш. Самое главное, что я не понимала, что выгляжу ужасно. Просто в какой-то момент ко мне пришла мама и заплакала, умоляла меня лечиться, и я просто не могла не сделать этого.

И мы пошли по врачам, я лечилась и у психотерапевта, и у психиатра. Психиатр выписывал мне препараты, психотерапевт проводил терапию. Психиатр выписал мне такие таблетки, что я набрала в кратчайшие сроки 17 кг, у меня началась булимия, я не могла насытиться, ела, ела. Когда врач сказал, что за 3 месяца набрать 17 кг — это нормально, я решила перестать у него лечиться.

Потом я попала к другому врачу, и тот выписал мне адскую дозу антидепрессантов. А они провоцируют биполярное расстройство, то есть они поднимают тебя до состояния эйфории и мании. Я стала весить 57 кг. ​Мне было тепло и хорошо. Но эта эйфория чередовалась с депрессией. В этом вся опасность биполярки: ты то на вершине, то в пропасти.

И потом я попала к последнему своему лечащему психиатру, который сказал: «Милая моя, у тебя началась биполярка, мы сокращаем дозу антидепрессантов, мы тебе сейчас все выровняем». И он выровнял. Я снова похудела, но без всяких ограничений. Я вообще не сидела на диетах, я просто перестала объедаться, и у меня закончилась история с булимией.

Полина

Началось РПП из-за буллинга в школе. У меня был небольшой лишний вес в период полового созревания, лет в 13–14. Я не была сильно толстой, просто у меня был немножко припухший вид. Меня это очень сильно задевало. Я помню, были периоды, когда я приходила домой и постоянно из-за этого плакала.

Тогда у меня появилась первая мысль о том, чтобы сесть на диету. Я начала отказываться от еды, которую готовила мама. Хотя у меня мама — врач и она мне пыталась как-то объяснить, что это неправильно. Но мой разум был затуманен хейтом, поэтому я ничего не воспринимала.

Пыталась себя ограничивать: сначала перестала есть жареное и пила много воды. Потом я увидела, что моя подруга тоже начинает садиться на какие-то адские диеты из пабликов «ВК» — «Типичной анорексички», «40 кг».

В какой-то момент я решила, что буду ходить на танцы. Начала немного худеть и расти, все мне стали говорить: «Вау, ты так похудела». Я воспринимала это как комплимент и думала: раз я похудела, значит, надо не есть вообще, питаться только водой. В 8–9-м классе я ела один раз в день, это была либо отвратительная овсянка на воде, либо салат из огурцов, помидоров.

Потом мы переехали с родителями из Казахстана в Россию. Смена места жительства, другая атмосфера, я немножко подзабросила танцы и начала набирать вес. И, наверное, ключевую роль здесь сыграли какие-то комментарии со стороны моей мамы. Я ее очень люблю, но просто она такой человек, который может меня чем-то задеть. Однажды она сказала, что я немного набрала вес, и в тот момент у меня просто сорвало башню.

Это был 10-й класс. Я подсадила себя на мысль, что я теперь боюсь еды. Каждый раз, когда я переедала, я постоянно ругала себя и говорила, что завтра я не ем. Например, если я съела что-то жирное, что выбивается из моего понятия нормальности, я буду себя убивать домашними тренировками.

Я опять начала заниматься танцами и очень сильно похудела, мой минимальный вес при росте 170 см был 53 кг, я была очень худой.

Начала считать калории. Вот это прям самый большой red flag был. Когда я видела, что в каком-то продукте больше 500 калорий, у меня начиналась дикая истерика. Я сидела, ругала себя. Это порочный круг: ты не ешь, у тебя не хватает сил, ты переедаешь, ругаешь себя, а потом все начинается заново.

Так я прожила около 2 лет. Никакого сладкого, мучного, только яйцо, салат и овсянка. Помню один эпизод: мы приехали к бабушке, у нее стояло песочное печенье, и у меня началось компульсивное переедание. Я сидела и ела это печенье, не останавливаясь, пока не опустошила весь пакет. Потом я осознала, что я все съела, и пошла рыдать в туалет. Я ругала себя, говорила, что я жирная.

Потом все переросло в культ ПП. Я стала подписываться на какие-то паблики с полезным питанием и убеждала себя, что эта еда вкусная. У меня опять было искаженное понятие нормального питания. Я помню, что, если я ела максимум 1 200 калорий в день, для меня это был праздник. Потом я пыталась скинуть калораж до 1 000.

Самое интересное, что я не понимаю, как я из этого состояния сама вышла. Я не работала с психотерапевтами насчет этой темы. Просто в какой-то момент, когда начался карантин в 2020 году, что-то просто поменялось в моем мировоззрении. Я перестала себя ругать за то, что поела.

Можно сказать, с 2020 года я нахожусь в ремиссии. И сейчас у меня все в порядке — мне нравится, как я выгляжу. Наконец-то пришла к гармонии с самой собой.

Фото: Shutterstock, личные архивы