«Дылда, да?» Как Анна Герман покоряла залы, даже не пытаясь следовать моде

В 1964 году, на последнем году хрущевской оттепели, в Москву пригласили лауреатов Международного фестиваля эстрадной песни в Сопоте: Лили Иванову из Болгарии, Януша Коота из Венгрии, Карела Гота из Чехословакии, Анну Герман из Польши и других.

Министр культуры СССР Екатерина Фурцева сразу выделила из всех Анну, улыбчивую высокую блондинку. Ей предложили концерты, записи на радио и телевидении. «Анна — геолог. Она поет всего 4 года, но песня „Танцующие Эвридики“ в ее исполнении удостоена уже 3 премий», — писал тогда культовый советский журнал «Кругозор».

В «Кругозоре» бумажные страницы чередовались с гибкими пластинками, маленький диск с «Эвридиками» сразу стал любимым для сотни тысяч советских слушателей. Композитор Владимир Шаинский потом вспоминал: «Она пела без малейшего нажима и напряжения, голос как лился сам, причем с неба».

Улыбчивая Анна отличалась от других девушек на эстраде. Она как будто не замечала, что на дворе 60-е с мини-юбками, накладными ресницами, широкими стрелками и яркими тенями. В ней не было ничего от комсомолки-спортсменки-красавицы.

Образ певицы попадал в какие-то глубокие патриархальные, досоветские представления о женской красоте: тихая и улыбчивая, со светлой косой, сияющей улыбкой и добрыми голубыми глазами. Этот образ она потом сделает еще наполненнее, отказавшись от коротких платьев и сложных причесок, с которыми ее можно видеть на ранних видео.

Советские звезды 60-х Майя Кристалинская, Лариса Мондрус и Эдита Пьеха были другими. Таких девушек, как они, можно было встретить на улицах, в университетских аудиториях и на комсомольских стройках. На сцене они держались как милые и веселые подружки из соседнего двора.

Анна же выходила, запрокидывала голову, раскидывала руки и пела как будто не для зрителей, а для себя или для неба. После нее многие, включая даже Елену Ваенгу, подступались к песне «Когда цвели сады», и у всех, как писали музыкальные критики, она получалась «аттракционом эстрадной пошлости». Анна уравновешивала сентиментальность и мелодраматизм песни мягкой женственностью и скромностью.

Светит незнакомая звезда

Биография Анны похожа на грустный сериал: на четверть голландка, на три — немка, родилась в Узбекистане, до 10 лет жила с мамой и бабушкой в землянке. Отца расстреляли по ложному доносу. Мать подделала документы, увезла семью в Польшу.

Анна росла с религиозной бабушкой, постоянно ходила в церковь, выучилась на геолога, потом победила в нескольких эстрадных конкурсах и стала профессионально петь, мечтая заработать денег на большой дом для родных.

Сначала пела в Польше и в СССР. Потом получила контракт итальянской звукозаписывающей компании, выступала на одной сцене с Челентано, Далидой, Сонни и Шер и другими звездами, участвовала в знаменитом фестивале в Сан-Ремо.

В 1967 году по дороге в Милан ее водитель уснул за рулем. На скорости 160 км/ч Анну выбросило из окна, ее нашли в кустах много часов спустя. У нее не было ни одной непереломанной кости. 2 года она пролежала в гипсе как в скорлупе, незагипсованным оставалось только лицо. Потом снова училась ходить, вспоминала, как петь. Когда Анна впервые вышла на сцену после аварии, ей аплодировали 20 минут.

Она не знала, что на месте переломов разовьется рак, от которого она умрет в 46. Но жила быстро. Успела родить сына (в 39 лет), спеть свои главные хиты, включая «Надежду» Александры Пахмутовой. Звезды в социалистических странах зарабатывали немного, и купить дом маме Анна смогла только в 42 года.

Жизненные катастрофы, которые она преодолевала каждый день, сделали ее особенной в глазах зрителей. Она оставалась за пределами всех рамок и стереотипов, была сама себе модой и пела только о том, о чем хотела, то есть о любви. Как она пришла к этой высокой чистоте сценического образа и из чего состоял?

Такая высокая

Она ужасно стеснялась своего роста — в ней было 184 см. Ее подруга рассказывала, что из-за этого комплекса Анна вышла на сцену на 5 лет позже, чем могла бы. Она часто извинялась, когда с кем-то знакомилась: «Дылда, да?»

Туфли 43-го размера ей приходилось заказывать, одежду она часто шила или переделывала сама — это пошло от бедного детства, когда она за пару месяцев вырастала из школьной формы. Иногда на сцене, получая какую-нибудь награду от статусного мужчины, Анна говорила: «Я знаю, что могу для вас сделать». После снимала туфли — как все тогда, она носила каблуки.

Но, кажется, она всегда понимала, что очень красива. Гордилась своими волнистыми, от природы светлыми волосами, часто улыбалась и всегда охотно фотографировалась. Всю жизнь следила за весом — не ела пасту, даже когда жила в Италии, делала десерты без муки — в СССР женщины передавали друг другу рецепт «пирога Анны Герман».

Офелия в сцене безумия

Свой сценический образ естественной тихой красавицы Анна нашла, когда работала в Италии. Ее менеджер придумал тогда такой рекламный ход — для продвижения в чужой стране певицу постоянно фотографировали как модель. Она сотрудничала с домами моды, ей приходилось фотографироваться в одежде новых коллекций молодых модельеров.

Анна быстро поняла, что всем сердцем ненавидит платья не то что короткие, но и даже чуть ниже колен. «Короткое, серебристо-белое платье предполагалось оторочить по низу лебяжьим пухом. Ладно, бог уж с ней, с этой оторочкой, но на последней примерке прибавились еще и рукава из пуха, длиной до локтя, отчего мой силуэт обрел сходство с фигурой борца-тяжеловеса», — вспоминала она.

Поняла, что терпеть не может высокие сапоги — на ее бесконечных ногах они были вовсе не длинными. Темные парики, яркий макияж — все это было не для нее. Когда Анне выпрямляли волосы, она чувствовала себя Офелией в сцене безумия.

«Я многое дала бы тогда за то, чтобы отправиться на встречу одетой в свое собственное платье, а волосы заплести в косу, перекинув ее на спину. <…> Та девушка в розовом, с улыбкой позирующая для снимков, раздающая автографы, — это была не я», — писала она потом в мемуарах.

Фотографы требовали от нее девчачьей легкости: «Прошу вас понять, синьора, вы не царствующая особа, вы девушка, которая непременно должна нравиться». Анна чувствовала протест: «Я не в силах, пусть даже на короткое время, надеть на себя маску женщины, совершенно чуждой мне во всех отношениях».

Курс на естественность

После аварии Анна перестала носить и обтягивающие вещи: они напоминали ей гипс и она боялась, что забудет, как дышать. В последние годы у нее распухали ноги, и она начала выступать в платьях в пол.

За длинными платьями пришли шали, длинные бусы, большие броши. Анна любила традиционную вышивку, национальные украшения вроде подаренной мужем гуральской паженицы, и звенящие пояса с подвесками.

Чуждая хипповской эстетике, она все же почувствовала это движение в сторону естественности, которое появилось в 70-х, когда известные девушки, например супермодель Верушка, съездили на фестиваль в Вудстоке.

Как и они, Анна распускала волосы, щипала брови, чтобы раскрыть глаза, выбирала голубые тени и стойкую тушь. Очень любила духи Antilope Weil. А вот свои роскошные волосы Анна всю жизнь мыла с горчицей, чтобы добиться золотистого оттенка, и умывалась измельченной овсянкой для ровного цвета лица.

Она больше никогда себе не изменила и в сценическом образе выражала настоящую себя: скромную, сильную, упорно идущую к мечте и оставшуюся в вечности.

Фото: youtube