Как это было на самом деле. Шэрон Стоун — об изнанке съемок и жертве собственным здоровьем
Отрывок из автобиографии Шэрон Стоун «Красота жизни, прожитой дважды»
Когда в «Последнем танце» мы снимали сцену, где моя героиня получает отсрочку и отходит от стола смертника, все это вырвалось из меня. Я рухнула на пол и просто разревелась. Никто на площадке даже не задумался, что происходит. Мои коллеги, эмпаты высшей степени, отказались от сверхурочных и досняли остаток сцены, где отсрочку отзывают, а мою героиню убивают.
Мы работали еще несколько часов после заката. Все мы вложили свои эмоции в ту машину для убийств и свои мысли о ней — в ту сцену. Вместе мы совершили ужасное путешествие, и я всегда буду благодарна им за настоящий профессионализм и колоссальное понимание и принятие происходящего.
Боб тоже был со мной на съемках этого фильма и заботился обо мне. Он всю ночь просидел в баре неподалеку — он не мог быть на площадке, но хранил для меня островок безопасности и надежности.
Мне посчастливилось работать с Брюсом Бересфордом, известным по фильмам «Шофер мисс Дэйзи», «Правонарушитель Морант», «Нежное милосердие» и «Преступления сердца», — он не из тех режиссеров, которые говорят: «Отлично вышло! Можно еще дубль?».
Нет, он говорит либо «то что надо, двигаемся дальше», либо «это было ужасно — делай что угодно, вообще что угодно, но вот так не надо», и тогда я смеюсь и чувствую себя свободной. Я обожаю его и его причуды, и с ним постоянно надо быть начеку, чтобы не отставать.
По мере приближения конца съемок, через три месяца работы в совершенно новенькой, еще необжитой тюрьме, повар нашей съемочной бригады спросил, что мне подать на прощальном ужине. Я сказала, что хочу ужин как в День благодарения. Он его и подал.
Причем со всеми нюансами: индейка, картофельное пюре, клюквенный соус, пирог — полный набор. Всем нам понравилось, это навеяло приятные и теплые воспоминания. Вообще, на съемочной площадке всегда царила любовь: и когда приезжаешь со всеми этими грузовиками, и когда разгружаешься — будто цирк прибыл в город. И то, как каждый цех занимается своим делом и как мы что-то создаем из ничего — тоже наполнено любовью.
Я просто обожаю съемочные группы; я хожу вокруг, наблюдая, как они творят магию, и прихожув восторг. В восторг! Они мгновенно преображают все вокруг, из ничего создают что угодно —это возможно только в кино.
Конечно, мы живем как цыгане, целый день проводим в домах наколесах или на улице — жаримся на солнце, замерзаем на холоде, едим с бумажных тарелок или с подносов для пароварки и постоянно жалуемся на все это. Тем не менее все мы неизменно заботимся друг о друге.
Есть какая-то странная преданность, осознание того, кто мы.
Я часто думаю о том, что кинематографисты похожи на армию хиппи. Мы должны прибыть на место точно в срок и работаем мы не с девяти до пяти. Скорее с 7:13 до 5:06. Смена жестко ограничена по времени. Здесь все просчитано до секунды: перерывы в конкретное время, как и продолжение съемок.
На площадке каждый занят своим делом. Мы соблюдаем множество правил. Мы должны быть готовы вовремя. Тем, кто выпадает из графика, тут не место. Время — деньги, а денег тут много. Мы не можем позволить себе потерять десять или двадцать минут, потому что кто-то не может выполнить свою работу. Мы заслужили уважение.
Элементарно, чтобы попасть в туалет, необходимо кого-нибудь предупредить, обычно помощника режиссера, чтобы никого не подвести. Этот перерыв называют десятиминуткой, и это не твое личное дело. Он сопровождается объявлением по рации: «Шэрон Стоун на десятиминутке». Разумеется, никто не идет в туалет посидеть на телефоне.
Обед длится тридцать минут — его хватает, чтобы поесть, воспользоваться уборной, почистить зубы и вернуться к гримерам и парикмахерам, чтобы кое-что поправить, если вы актер. Такой порядок привел к появлению отвратительной привычки есть, стоя над раковиной. Это, конечно, если вам удастся пообедать. Недавно я снималась в проекте, где обеды были не предусмотрены, так что мы работали по двенадцать-четырнадцать часов без перерыва.
Кроме того, за те десять лет, на которые пришлась ударная часть моей карьеры, такой режим приучил меня пренебрегать любыми потребностями в медицине. Вывихнула плечо? Подбери сопли! Удаление зубного нерва без капли новокаина в трейлере во время обеда? Было и такое. Честно скажу, не лучший опыт: мне пришлось дважды чинить этот зуб, а потом пережить операцию на челюсть, чтобы устранить ущерб.
Разрыв кисты яичника? Прими обезболивающие посильнее, и перейдем от съемок сцены, где ты стоишь, к сценам, где ты сидишь. Сломала стопу из-за слишком рьяного каскадера? Найди ботинок побольше на эту ногу, закончи фильм, потом сломай кость заново и срасти — но только после окончания проекта!
Иными словами, заткнись и терпи.
В этом бизнесе плаксам не место, особенно если я, будучи женщиной, хочу доказать свой характер. Когда в конце девяностых я перестала так много работать и начала зализывать свои боевые раны, некоторые поверить не могли, что мне действительно понадобилось вставить в плечо штырь и наложить двести пятьдесят швов, после того как меня сбил незастрахованный автомобилист, ехавший не в ту сторону по бульвару Сансет, когда я возвращалась домой с занятий по актерскому мастерству.
Как уверял мой врач по спортивной медицине, это было необходимо, иначе мой четырехмесячный ребенок попросту вырвет мне руку прямо из суставной ямки. Да, мне действительно пришлось наконец отремонтировать зубы. Да, мои яичники повидали слишком много.
Как выяснилось, когда перерабатываешь, недоедаешь, выматываешься на съемках от постоянного стресса, а потом летишь на самолете ночь и день, чтобы продать этот фильм, месячные просто перестают идти.
После операции по удалению опухолей в груди — операции, которая впоследствии причинит столько проблем докторам интенсивной терапии неврологического отделения, — мне потребовалась реконструктивная хирургия.
В то время поговаривали о моих «проблемах с пластической хирургией». На самом деле для меня это и было проблемой: я пошла на операцию, полагая, что проснусь и буду выглядеть точно так же, как до нее. Вместо этого мой пластический хирург решил, что я буду выглядеть лучше, если и грудь моя станет «лучше», а значит — больше.
Я уехала из клиники в бинтах, а когда сняла их, обнаружила, что она стала на размер больше. Видите ли, «она лучше смотрится с вашим размером бедер — уверен, теперь вы гораздо лучше выглядите». Вот что я услышала от хирурга. Ослепленный своей самоуверенностью, своим знанием дела, он изменил мое тело без моего ведома и согласия.
До чего унизительно было идти в магазин нижнего белья и искать там наиболее сострадательную на вид женщину-консультанта, и объяснять ей, что я не знаю, как купить бюстгальтер, не знаю, какой размер ношу и вообще что с этим делать. Честно говоря, я до сих пор не знаю.
Кроме того, я до сих пор не знаю, стоит ли злиться на ныне покойного пластического хирурга, пытаться пройти через очередную реконструктивную хирургию, чтобы стать более похожей на себя, или же просто радоваться, что у меня нет рака.
Когда я говорю прессе, что грудь у меня настоящая, я имею в виду, что у меня своя кожа, свои соски и свое здоровье. Тем не менее в какой-то момент во всей этой кутерьме я упустила из виду саму себя. Все то свое «я», над созданием которого так упорно трудилась.
Самостоятельно выучившаяся женщина, независимый мыслитель, филантроп мирового уровня, кинозвезда, хороший друг, преданный клиент, уважаемый профессионал, надежная дочь, хорошая сестра, путешественник по миру — и так далее, и так далее. Все это как-то улетучилось.
Больше образов, новостей и историй в наших каналах в Telegram и «Дзен». Подписывайтесь!
Фото: Getty Images