Родить нельзя купить: суррогатное материнство в России
Прямо сейчас 50 семей из разных стран не могут взять на руки своих новорожденных младенцев. Не могут быть рядом, пропускают их первые дни и даже первые даты. Эти младенцы рождены суррогатными мамами в Киеве и теперь находятся на карантине в одном из отелей. Родители не забирают их, потому что элементарно не могут добраться — авиасообщение еще не восстановлено из-за угрозы распространения COVID-19. Уполномоченная Верховной Рады по правам человека Людмила Денисова назвала происходящее в Киеве «торговлей людьми». Наблюдая за развитием этой ситуации и понимая ее изнутри, я решила поделиться своей историей.
Начало
Впервые о ребенке я задумалась лет в 25 — вопрос «Ну что, когда дети?» начали задавать мне хором мама, папа, бабушка и некоторые друзья. Потом я еще долго работала с психоаналитиком: хочу ли я детей на самом деле или это результат социального давления? На тот момент у меня не было ни стабильных отношений, ни материнского инстинкта, которые бы меня подталкивали. Просто в какой-то момент я приняла решение, что с внутренним сибаритством пора заканчивать. И начала думать о наследнике.
С этого момента в моей жизни начался проект с названием «малыш».
2013–2014 годы. Часики тикают
Март 2013-го. Мне 35 лет. Я прохожу все необходимые медицинские обследования — тогда я еще планирую рожать сама. Конечно, встает вопрос: кто будет папой? Друзья-геи периодически подкатывают с предложениями родить общего ребенка, и с одним из них я даже веду переговоры. Но несмотря на то что я всегда мечтала, чтобы у ребенка был папа, я понимаю: выбрать его — большой труд. Тем более когда сплошь и рядом подруги, у которых с отцами их детей проблемы — что в гетеро-семьях, что в однополых.
Принимаю решение ни от кого зависеть и исследую, как решить этот вопрос в России.
Однажды подруга говорит мне: «А зачем в России, если есть шикарный Европейский банк спермы — ESB — и клиника в Копенгагене, которая работает как часы».
Так, в 2014-м я мчу в Данию, чтобы воспользоваться всеми прелестями скандинавского генофонда и сервиса. Европейский ассортимент меня впечатляет. Чувствую себя в «магазине на диване»: любой каприз за ваши деньги.
Кстати, решение зачать ребенка от донора не было связано с моей ориентацией: в моей жизни были отношения и с женщинами, и с мужчинами. Я думаю, что ребенок должен появиться на свет честно: либо в отношениях с мужчиной, либо с помощью донора. Поэтому использовать ни о чем не подозревающего парня для своих целей, переспав, — не мой вариант. И поскольку гетеросексуальных отношений на тот момент у меня уже нет, я иду по второму пути.
Итак, в Копенгагене мне делают необходимые процедуры, но все они оказываются неудачными. Датские врачи реагируют спокойно: по их мнению, даже семь-восемь попыток — это норма, прежде чем задумываться об ЭКО. Меня же напрягает, что при полном, казалось бы, здоровье ничего не происходит. Поэтому в Москве я иду к врачу и выясняю, что гормон, отвечающий за фолликулярный запас, у меня снижен. И понимаю, что времени на раскачку больше нет.
Часики тикают буквально.
Конечно, рыдаю. И беру у подруги телефон репродуктолога, который помог ей.
Так судьба меня сводит, как оказалось, с одним из лучших репродуктологов Москвы — Евгенией Анатольевной Разгуляевой. И мы с ней решаем искать причину неудач, не покидая Россию.
В это же время, летом 2014-го, мой друг-гей и по совместительству банкир-аналитик приглашает меня на бизнес-завтрак: «Я тут провел ресерч — ты самая подходящая женщина на роль матери нашего общего ребенка». Все как положено у серьезных мужчин.
«А почему бы и нет?» — отвечаю я, и мы вместе идем на прием к Евгении Анатольевне.
Примерно год мы «ведем деловые переговоры», сдаем все анализы, собираем клетки и замораживаем эмбрионы.
2015 год. On hold
Лето, мне 37, я беременна.
Первое время все идет хорошо, но в какой-то момент беременность замирает, и с другом-банкиром мы решаем завершить сотрудничество. У меня начинается депрессия, я ставлю «проект» на hold.
2016 год. Как я залетела
Я решаю возобновить попытки при двух условиях: больше никаких друзей — только noname донор, и рулить процессом будет Евгения Анатольевна. В российский генофонд я не очень верю, а доставка спермы из Европы встает в €3500. Это без учета стоимости «продукта». Дорого.
И тут случается мой «залет», как впоследствии назовет это будущий отец моего ребенка.
Лето, раннее утро после вечеринки в «Нуре», мы с друзьями завтракаем «похмельными» бургерами, я жалуюсь, какая, оказывается, это проблема — найти донора. Тогда один из них предлагает: «А давай я!»
Поржали и разошлись. А через пару месяцев дружеский «подгон» уже ждет своего часа в клинике под контролем Евгении Анатольевны.
2017 год. «Галя, хватит мучить девочку!»
Мы сидим в кабинете у репродуктолога и говорим о том, как я устала. Устала от того, что себе не принадлежу, становлюсь старше и чувствую, как физически сдам после родов и это не окупится никаким счастьем и радостью материнства. На что Евгения Анатольевна отвечает: «В том, чтобы делегировать вынашивание, нет ничего предосудительного. Вы вправе принять любое решение».
Так я понимаю, что услуга суррогатного материнства — распространенная и естественная практика.
Я начинаю взвешивать за и против и делюсь соображениями с мамой. Мамина подруга, которая сидит с нами рядом, говорит: «Янусик, о\*\*\*\*\*\*\*ная идея! Галя, ну правда, хватит мучить девочку!»
Соглашаюсь с маминой подругой и начинаю изучать вопрос.
2017 год. «Это не твой ребенок!»
Первое время я стесняюсь говорить людям о своем решении. Накладывается еще и то, что мне не с кем обсудить и пережить происходящее, — я принимаю решение одна, поэтому иду совершенно на ощупь. К тому же в России очень много стереотипов о суррогатном материнстве. «Яна, ты лишаешь себя радости вынашивания ребенка!», «Какой смысл в ребенке, если ты сама не рожала?», «Если сама не рожала — не мать!», «Это против этики!», «Это торговля детьми!», «Это же не твой ребенок!» — и так далее.
Больше всего меня удивляет, что ребенок, рожденный сурмамой, многими воспринимается как усыновленный. Приходится объяснять, что в моем случае эмбрион генетически идентичен нам — биологическим родителям — и не имеет отношения к генетике суррогатной матери. Другая часть людей полагает, что для создания эмбриона я использую яйцеклетку сурмамы, а значит, опять же, присваиваю себе «чужого» ребенка.
Кстати, про клетку. Однажды с врачом заходит разговор о том, что делать, если все мои клетки таки закончатся? «Это не проблема: вы сможете приобрести донорскую клетку», — отвечает врач. «Но это же будет не мой ребенок?» — всхлипываю я. На что врач очень четко возражает: «Нет, Яна. Это будет ваш ребенок. Просто генетически неидентичный».
С той секунды вопрос перестал быть для меня хоть сколько-нибудь принципиальным.
Я поняла: главное — не родить и выносить. Главное — чтобы человек, который попал в мою семью, был любим и счастлив.
Помимо эмоциональных мотивов прибегнуть к услуге суррогатной матери, были и рациональные. По моим подсчетам, при удачном сценарии «стоимость» ребенка, рожденного суррогатной матерью, составит от 2 до 3,5 млн руб. (у меня, кстати, вышло меньше 2). Если же я решу рожать самостоятельно, то подготовка, ЭКО, вынашивание и восстановление здоровья после родов и другие косвенные издержки обойдутся сильно дороже.
И здесь важно сказать: я не отговариваю других рожать. Но для себя поняла: если у меня есть матка, способная выносить, это не значит, что я останусь физически здоровой после родов. Кроме того, я несу ответственность за некоторое количество людей: родителей, сотрудников, себя саму и новорожденного малыша. Если я подорву здоровье, потеряю бизнес и останусь без средств к существованию с ребенком на руках — мне никто не поможет. Так что я счастлива, что медицина и наши законы позволили мне выбрать другой путь.
2017 год. Русский рэп
Начинаю изучать рынок специализированных агентств в Москве, Питере, Украине и даже Майами. Выбираю по критериям: близость ко мне и к репродуктологу, возможность контролировать медицинское сопровождение, ну и, конечно, цена. В Москве получается очень дорого — почти как в Штатах. В Питере дешевле, но далеко. Украина — еще дешевле, но тогда придется переезжать туда или приглашать сурмаму сюда, а значит, снова нести все московские расходы и увеличивать стоимость проекта.
В итоге суррогатной мамой моего малыша становится девушка из Твери — города, где живут мои родители. Происходит это случайно. Ее находит (и знакомит нас) та самая мамина подруга. Уверена, мне очень повезло. Мало того что она инженер, совершенно здорова и с крепкой семьей — тремя клевыми сыновьями и поддерживающим мужем, так еще и слушает лютый русский рэп за рулем своего терракотового внедорожника. В общем, все сошлось. Я понимаю: сработаемся.
Мы заключаем прямой договор без посредников. Кстати, основное и важное отличие между прямым контрактом и работой через агентство в том, что во втором случае сторонам доступна опция анонимности. В следующий раз я, пожалуй, предпочту именно такой вариант: когда от сурмамы или репродуктолога приходило новое сообщение, я набирала воздух в легкие прежде, чем его открыть, а сердце опускалось в пятки. Хотя допускаю, что это вопрос личных приоритетов: кому-то спокойнее, когда все под личным контролем.
2018 год. «Мы рожаем!»
Итак, сурмама выбрана, документы подписаны, нас обследуют, и ей проводят ЭКО.
Со второй попытки все получается: эмбрион приживается, «проект» выходит на финишную прямую.
Через девять месяцев, оттанцевав свое на «Пикнике Афиши», вечером 5 августа 2018 года я получаю эсэмэску: «Яна, мы рожаем».
И вот она я — без трех часов молодая мать — мчусь в Тверь за новорожденным сыном.
А теперь о серьезном. Права
В России суррогатное материнство официально разрешено, а значит, существуют законы и нормы, регулирующие отношения биологических родителей и суррогатной матери. Это Гражданский кодекс РФ и Федеральный закон «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации».
Права и обязанности сторон оговариваются в контракте, подписываемом перед началом процесса.
В нем фиксируются все процедуры, связанные с подготовкой, беременностью и родами, и их стоимость. Также описываются и тарифицируются риски, связанные с потерей или прерыванием беременности, отказом биологических родителей от ребенка по тем или иным причинам или отказом суррогатной матери передавать ребенка биологическим родителям. Да, у суррогатной матери по закону есть право оставить ребенка, однако по договору на нее будут возложены штрафные санкции, а также обязанность возместить все расходы биологическим родителям. У биологических родителей же есть право оспорить решение в суде.
В роддоме суррогатная мать подписывает необходимые документы, юрист больницы их заверяет, и биологические родители получают право оформить свидетельство о рождении на себя.
Эпилог
Хочу сказать всем, кто стоит перед выбором, как когда-то стояла я. Родить самой, родить с помощью суррогатной матери, усыновить, оформить опеку или не рожать вообще — это лишь варианты нормы. Вы вправе сделать любой выбор, опираясь только на себя и свои желания. Другими словами, «не надо мучить девочку», как бы «часики ни тикали».
А киевским малышам — скорейшего воссоединения с их любящими семьями!
Крутая — Прим.ред.