11 декабря 2023

«Я завидовала блондинкам с прямыми волосами». Диана фон Фюрстенберг — о своей внешности и красоте

Она придумала легендарное платье с запахом, аромат Tatiana, смогла перезапустить своей бренд. Но уверенность в себе — это то, что Диана Халфин воспитывала в себе с детства.
11 декабря 2023
13 мин

Мне не нравилось собственное отражение в мамином зеркале. Бледное квадратное лицо. Карие глаза. И короткие темные и очень-очень-очень мелко вьющиеся, особенно от влажности и бесконечного брюссельского дождя, волосы.

Почти у всех девочек в моем классе, включая Мирей, были прямые светлые волосы, и они могли сделать себе длинную прямую челку. Только не я. Я чувствовала себя инопланетянкой. Я выглядела так, словно выбралась из чащи леса. Ни у кого больше не было такой внешности.

Отрывок из мемуаров Дианы фон Фюрстенберг «Женщина, которой я хотела стать»

Я была зациклена на своих кудрявых волосах, с которыми не могла справиться даже моя мать, которая умела все. Когда я вернулась домой после двух недель, проведенных в летнем лагере, у нее ушла уйма времени на то, чтобы распутать мои волосы, и это вывело ее из себя.

Когда ей наконец удалось причесать их в аккуратный хвост и заплести косичку, она попросила у меня резинку. Я потеряла ее в лагере. После всех ее усилий ее это так взбесило, что она взяла ножницы и отрезала мне хвост. Это явно не спасло мое отражение в зеркале. Я чувствовала себя несчастной, и мне было ужасно стыдно.

До недавнего времени я и не подозревала, что одному мальчику, с которым мы были в одной группе в детском саду, я понравилась как раз благодаря своим волосам. Оказывается, он так влюбился в мои темные кудряшки и карие глаза, что предложил мне выйти за него замуж, и, судя по всему, я согласилась!

Неловко вышло, но я действительно забыла о своем первом муже, который у меня был, когда мне было 5 лет, пока пару лет назад меня не пригласили в Бельгию выступить перед аудиторией женщин-предпринимателей.

После своей речи, в которой я рассказывала о детстве и наверняка упомянула свои переживания по поводу ненавистных мне волос, редактор бельгийского издания журнала ELLE Беа Эрколини спросила меня, в какую школу я ходила, в какие годы и так далее, а затем сопоставила одно с другим.

— Мне кажется, я живу с мужчиной, за которого вы «вышли замуж» в детском саду, — сказала она мне, улыбаясь.

— Как его зовут? — с недоверием спросила я. — Дидье ван Брюйссел, — ответила она.

И тут я начала припоминать. Кое-что, во всяком случае. Самого Дидье я не помнила, но его имя звучало знакомо, и я вспомнила, как в детстве старательно упражнялась, оттачивая писать свою подпись «Диана ван Брюйссел», соединив свое имя с его фамилией.

Меня поразило, что Беа сообразила, что я была той самой маленькой девочкой, о которой ей рассказывал ее мужчина. Это говорило о том, как сильно она его любит и как внимательно слушала его детские истории. А еще это было свидетельством неожиданного эффекта, который я произвела на этого 5-летнего мальчика в детском саду.

Смысл этой истории не в том, чтобы рассказать о своем первом успехе у мужчин, а в том, насколько же я была не права, что расстраивалась из-за того, что у меня не было прямых светлых волос. Пока я отчаянно хотела быть похожей на других девочек, Дидье полюбил меня именно за то, что я отличалась от них.

Когда спустя 60 лет мы наконец встретились, он сказал мне, что понятия не имел о том, что кудрявая la petite Diane стала Дианой фон Фюрстенберг, но я произвела на него такое впечатление, что он всю жизнь искал женщин со средиземноморской внешностью и вьющимися волосами. Я чувствовала себя белой вороной, но Дидье стал олицетворением известного выражения «Красота в глазах смотрящего».

Я боролась со своими кудряшками долгие годы: следила за прогнозом погоды, считала влажность своим врагом, носила шарфы, вуали и выпрямляла волосы всеми возможными способами. Бывало, я гладила их на гладильной доске и вытягивала утюжками у парикмахеров по всему миру, убежденная в том, что прямые волосы — это ключ к красоте и счастью.

обложка журнала  Interview 77, фото: Ара Галлант

Только когда мне было уже почти 30 лет, я узнала, что мои кудряшки могут быть достоинством. Это осознание пришло после того, как моего друга Ару Галланта, очень талантливого визажиста и стилиста-парикмахера, ставшего фотографом, пригласили снять мой портрет для обложки журнала Interview в марте 1976 года. Ара вел ночной образ жизни, поэтому, как и следовало ожидать, съемка была назначена в его студии уже за полночь.

Он мог кого угодно сфотографировать так, чтобы человек выглядел сексуально. Ара взял ножницы и сделал неровные разрезы на черном боди, которое было на мне надето. Отсняв несколько пленок, он начал брызгать на мои длинные выпрямленные волосы водой. Я была в ужасе! «Не переживай, — сказал он. — Обложка у нас уже есть. Я просто хочу сфотографировать тебя с мокрыми волосами». Он снимал меня, пока мои волосы сохли, обретая свою естественную форму завитков.

Через несколько дней, когда я увидела две фотографии, отобранные для обложки, у меня даже не возникло сомнений в том, какая была лучше… На следующий день я дала своим волосам высохнуть естественным образом и впервые с гордостью вышла с кудрявой головой, наслаждаясь собой настоящей. Мой «новый» образ закрепился на вечеринке в Studio 54, где мы отмечали день рождения Бьянки, которая тогда была женой Мика Джаггера.

Когда часы пробили полночь, она выехала на сцену верхом на белом коне, а мы пели ей «С днем рожденья». «Ты похожа на Хеди Ламарр», — сказал мне модный дизайнер Халстон, имея в виду киноактрису 30-х годов. Тогда я не знала, кто такая Хеди Ламарр, но я знала, что это было комплиментом. Мои вьющиеся волосы стали моим козырем. Я чувствовала себя уверенной в себе и свободной.

Эта уверенность в себе была у меня не всегда. Моя прическа стала индикатором моей самооценки, и в начале 90-х я снова начала выпрямлять волосы. Те годы были не самыми лучшими. Я в очередной раз находилась в поисках себя, и мне недоставало уверенности. Когда я вновь обрела ее, вернулись и мои кудряшки. Я научилась с ними управляться, использовать их и позволила им быть частью меня настоящей. Я даже стала радоваться влажности — она придает столько объема вьющимся волосам.

Может быть, это покажется банальным — уделять столько внимания волосам, но я уверена, что все женщины с вьющимися волосами узнают себя в этой борьбе. И, как я недавно выяснила, некоторые мужчины тоже. В прошлом году мы отдыхали на яхте моего друга Дэвида Геффена, большого босса в индустрии развлечений, и я разговорилась о волосах с одной женщиной, как вдруг в беседу вмешался Брюс Спрингстин — мачо, рок-звезда и кумир миллионов.

Он признался, что, когда ему было 15 и он только начинал свою карьеру, он тоже ненавидел свои итальянские кудряшки, как и его товарищи-подростки из музыкальной группы The Castiles. Они все мечтали сменить свои средиземноморские кудри на прямые челки, как у «Битлз». Поэтому по ночам они тайком ходили в салон красоты для афроамериканок в районе Фрихолд в Нью-Джерси и выпрямляли себе волосы.

А еще Брюс рассказал, как он пробирался в мамину спальню, чтобы стащить ее длинные заколки для волос, потом расчесывал волосы, укладывая их на одну сторону, закалывал заколками и спал на этой стороне, чтобы они распрямились. Несмотря на это, ему так и не удалось добиться образа как у Джона, Пола, Джорджа и Ринго с их аккуратными стрижками «мальчик-паж».

Мое недовольство внешностью и зацикленность на волосах выводили мою мать из себя. Она одевала меня в хорошие вещи и следила за тем, чтобы я всегда прилично выглядела, но разговаривать на тему красоты она не любила. Ей было гораздо интереснее обучать меня литературе, истории и, самое главное, — независимости.

И в самом деле, тот факт, что в детстве я не считала себя красивой, сыграл мне на руку. Да, я завидовала блондинкам с прямыми волосами, особенно Мирей, чья красота бросалась в глаза не только мне: когда ей было 17, она вышла замуж за принца Кристиана фон Хановера, который был старше ее на 27 лет. Но быть слишком красивым ребенком, как я поняла с возрастом, может стать проклятьем.

Слишком полагаться на свою внешность — значит ограничивать свое развитие.

Красота быстротечна и не может быть твоей единственной сильной стороной. Еще на ранних этапах своей жизни я решила, что, раз я не могу быть симпатичной блондинкой, как остальные девочки, я приму тот факт, что я отличаюсь, буду работать над своими внутренними качествами и стану популярной благодаря юмору и дерзости.

Я завела множество друзей в школе-пансионе, а затем в Женеве, где мы жили с мамой и Хансом Мюллером. Меня считали веселой девчонкой, всегда готовой сорваться и заняться чем угодно, и это притягивало ко мне людей, включая Эгона, который приехал в Женеву на год позже меня.

Глядя на фотографии тех лет, я вижу, что у меня было стройное и гибкое тело, длинные ноги, хорошая кожа и вообще-то я была очень симпатичной, но тогда мне так не казалось, поэтому я сосредоточилась над тем, чтобы сделать из себя личность.

Хоть я и считала, что привлекательным человека делают его индивидуальность, естественность и обаяние, у меня в жизни было много ситуаций, когда я стеснялась и чувствовала неуверенность в себе.

Нью-Йорк, 1982

Помню, как впервые приехала в дом Аньелли в Кортину-д’Ампеццо на рождественские каникулы, когда мне исполнилось 20 лет. Аньелли были самой известной семьей Кортины, а Эгон и его младший брат Себастьян были самыми привлекательными и завидными женихами альпийского городка.

В последний вечер перед отъездом мы пошли на вечеринку, где меня наградили титулом «мисс Кортина». Я выглядела достаточно элегантно в своем платье из ламе, переливающемся всеми цветами радуги, но, когда мне вручали награду, мне было неловко и я чувствовала неуместность происходящего.

Было очевидно, что дело не в моей внешности, а в том, что я была девушкой Эгона. Они надели дурацкую тиару со стразами поверх шиньона, который придавал объем моим выпрямленным волосам, и повесили на меня ленту с надписью «Мисс Кортина». Я чувствовала себя глупо, и это было видно по фото, которое появилось на следующее утро на первой странице местной газеты.

На следующий год, когда мы с Эгоном снова приехали в Кортину вместе, я подготовилась получше. К тому времени с моего лица сошла детская припухлость, черты стали более отточенными, и я уже держалась непринужденно с итальянскими друзьями-аристократами Эгона. Мое преображение не осталось незамеченным.

Годы спустя Миммо, близкий друг Себастьяна и сын моего будущего наставника Анджело Ферретти, напомнил мне, как всего за год я превратилась из пухлощекого нескладного создания в красивую и сексуальную девушку. Фотографии, сделанные во время тех двух каникул, подтверждают, что уверенность и непринужденность могут до неузнаваемости изменить человека.

Эгон был моим Пигмалионом и проводником по миру красоты и роскоши, все представители которого, казалось, живут сказочной жизнью — кочуют с вечеринки на вечеринку, зимой перемещаясь в Альпы, а летом — на юг Франции.

Однажды во время Венецианского кинофестиваля мы побывали на незабываемом костюмированном балу, который устраивала графиня Марина Чиконья. Те выходные были экспресс-курсом в мир гламура. В то время Марина Чиконья была очень успешным итальянским кинопродюсером и работала с такими режиссерами, как Феллини, Пазолини и Антониони.

На вечере было много кинозвезд: Лиз Тейлор и Ричард Бертон, Джейн Фонда и Роже Вадим, Одри Хепберн и ее муж-итальянец Андреа Дотти, Катрин Денев и Дэвид Бэйли, потрясающе красивая модель Капучине, которая снималась в «Возвращении Розовой Пантеры», и молодой актер Хельмут Бергер с режиссером Лукино Висконти.

Я помню, как познакомилась с Гуалтьеро Якопетти, режиссером ленты «Собачий мир», снятой в новом, очень провокационном документальном жанре. Гуалтьеро был намного старше, но очень красив и притягателен. Мы проговорили весь вечер, и благодаря тому, сколько внимания он мне уделял, я ощущала себя привлекательной. Позже я узнала, что он любил ухаживать за очень молоденькими девушками.

Мне только-только исполнилось 20, и я только начинала привыкать к миру Эгона. Мне еще не удавалось улыбаться так же непринужденно, как это делал он, и я получала от него замечания насчет того, что я веду себя холодно и отстраненно. Когда я наконец освоилась, то понемногу оттаяла и начала обходиться без его помощи.

Та вечеринка была самой роскошной и веселой из всех, на которых я только была. Я нарядилась пажом: на мне были черные бархатные штаны до колен и пиджак под цвет с белыми атласными лацканами а-ля Yves Saint Laurent, который только что выпустил смокинг для женщин.

показ Yves Saint Laurent, 1974

Мой пиджак совершенно точно не был от Saint Laurent, я даже не помню, где я его взяла, а вот штаны были сшиты на заказ по моим меркам. Под них я надела черные колготки и туфли со стразами на толстом каблуке. Мне казалось, что я выгляжу очень стильно.

Двоюродные братья Эгона графы Брандолини и все их друзья-аристократы были в нарядах хиппи — это было дерзко и ново для вечеринки в венецианском дворце. Мы протанцевали всю ночь, на заре ели спагетти и встречали рассвет на площади Сан-Марко, держа в руках обувь.

На следующий день все гости встретились в Lido. Там под элегантными полосатыми навесами проходил парад шикарных женщин в пляжных нарядах, которые целый день находились под пристальным критическим взглядом графини Лили Волпи, могущественной великосветской венецианской дамы.

Среди них были бразильская звезда с экзотической внешностью по имени Флоринда Болкан и красавица Дорис, жена Юла Бриннера, а также нескончаемая вереница прочих красоток, которые источали непринужденную элегантность и то, что называется «высший класс».

Я была новичком в этом обществе и пребывала в восторге от такого количества роскоши, стиля и шарма. Я хотела как можно скорее повзрослеть и стать одной из этих стильных соблазнительных 30-летних женщин, которые в совершенстве владеют собой.

Меня все время просят назвать женщин, стиль и красота которых вдохновляли меня. Когда я была молодой девушкой, больше всего мне нравилось, когда мне говорили, что я похожа на Анук Эме. Утонченная, невероятно соблазнительная, с низким сексуальным голосом, все время играющая прядями своих волос, скрещивая и перекрещивая ноги, — я хотела быть как она.

Ее самый знаменитый фильм «Мужчина и женщина» оказал на меня большое влияние. Позже мы с Анук стали подругами. Мы обе чувствовали друг к другу огромную симпатию, и я часто звонила ей, когда собиралась приехать в Париж. Она живет на Монмартре с кучей собак и кошек, голос на ее автоответчике звучит все так же сексуально, и у нее много поклонников. Роковая женщина — это навсегда!

Ярчайшим примером роковой женщины навсегда останется Марлен Дитрих — самая роскошная женщина всех времен и народов. У нее были самые красивые ноги на свете, невероятный голос и бесподобные стиль и элегантность. Она обладала изрядной силой, смелостью и независимостью. Мы с ней не были знакомы, но я очень об этом сожалела, особенно после прочтения ее мемуаров «Возьмите только мою жизнь».

Во время Второй мировой войны она проявила храбрость, не поддавшись на уговоры нацистского правительства в своей родной Германии, и вместо этого призывала покупать американские военные облигации и развлекала войска антигитлеровской коалиции на фронтах в Алжире, Италии, Франции и Англии.

Она смеялась, пела, пила, готовила, не обращала внимания на условности и продолжала вести активную сексуальную жизнь с мужчинами и женщинами вплоть до 70 лет. Она была по-настоящему свободной и очень вдохновляла меня. Несколько раз я пыталась воплотить ее дух, особенно когда дважды позировала Хорсту, фотографу, неоднократно запечатлевшему ее красоту на снимках.

При всем том, что меня привлекала Дитрих и ее твердость духа, мне всегда казалась трогательной ранимость Мэрилин Монро, перед ее красотой просто невозможно устоять. Она никогда не была символом силы и независимости, так что в этом смысле мне не хотелось быть похожей на нее, но вот ее внешность… В ней была природная красота и обольстительность. В 1962 году, когда она умерла от передозировки наркотиков, я была еще совсем подростком, и с тех пор я собираю ее портреты.

Меня вдохновляли элегантность, красота и невероятный стиль Джеки Кеннеди Онассис. Стиль во многом заключается в умении преподнести себя. Меня всегда восхищало то, с каким достоинством Джеки вела себя на протяжении всей своей трагической жизни.

Она никогда не вела себя как жертва и всегда безупречно выглядела, даже с пятнами крови на розовом шерстяном костюме, который был на ней в день, когда убили ее мужа, и который она отказалась сменить. Я тогда училась в пансионе в Англии, и мама приехала навестить меня на выходные. Мы смотрели, как разворачивалась трагедия, по телевизору, сидя на постели отеля Hilton в Лондоне.

Я помню наше знакомство с Джеки во время ужина с Эгоном и ее тогдашним мужем — греческим магнатом Аристотелем Онассисом — в нью-йоркском клубе El Morocco. Она была столь же очаровательна, сколь он был груб. Невыносимо было видеть, как уничижительно он с ней обращался, но она мне безумно понравилась.

Я была очень рада, когда уже позднее, после его смерти, она решила жить обычной непубличной жизнью со своими детьми в Нью-Йорке. Она стала редактором издательского дома Doubleday. Я помню снимки папарацци, на которых она шла по улицам Нью-Йорка в бежевых брюках, свитере и своих фирменных темных очках на пол-лица.

Мы жили на 5-й авеню, в квартале друг от друга, обе самостоятельно воспитывали двоих детей, мальчика и девочку, хотя мои, конечно, были намного младше. Мой аромат «Татьяна» был ее любимым. Потом Татьяной назвали одну из ее внучек. У нас был один и тот же парикмахер, Эдгар. Я во многом ассоциировала себя с ней, включая нашу битву с раком. Из всех женщин, которыми я восхищаюсь, Жаклин Бувье Кеннеди Онассис всегда будет настоящим образцом стиля, красоты и мужества.

Еще одна женщина, которая кажется мне одновременно обворожительной и интересной, — это Анджелина Джоли. Сначала меня привлек ее непокорный дух и нетрадиционный взгляд на жизнь. Я считала похвальным ее желание создать большую семью, усыновив детей со всего мира. Но по-настоящему восхищаться ею я начала после фильма «В краю крови и меда», в котором она выступила сценаристом и режиссером.

Я смотрела его в кинотеатре в один дождливый вечер в Париже. Рядом со мной сидели и рыдали две женщины из Боснии. Анджелина продолжает освещать важнейшую проблему сексуального насилия во время вооруженных конфликтов и привлекает много внимания к этой теме. Уникальность красоты Анджелины — в ее внутреннем стержне и желании дать высказаться тем, у кого нет этой возможности.

Когда Мадонна появилась на вечеринке у меня дома в начале 80-х, нельзя было сказать, что она была потрясающе красива. Ей было 19 лет, и она прятала лицо под гигантской темной фетровой шляпой. Единственным человеком, кто обратил на нее внимание в тот вечер, была моя мать, с которой она проговорила несколько часов подряд.

Что у Мадонны было — так это характер, смелость, амбиции и талант. Она знала, кем хочет стать. Ее страсть, трудолюбие, непреходящее желание учиться и развиваться превратили ее в красавицу, суперженщину, суперзвезду и ломающий стереотипы пример для подражания для многих поколений. Мадонна стала Мадонной благодаря своей индивидуальности.

Я надеялась познакомиться с Матерью Терезой, когда в 70-х она приехала в Нью-Йорк к мэру Эду Коху. Она показалась мне изумительно красивой и элегантной в своей рясе в бело-голубую полоску — она была полна скромности, силы, любви и сострадания. Мне также говорили, что у нее потрясающее чувство юмора.

Еще одна женщина, олицетворяющая красоту, силу и достоинство, — это Опра Уинфри. Опра просто-напросто самая выдающаяся женщина из всех, кого я встречала. Когда она была маленькой, она знала, что хочет для себя особенную жизнь, поэтому уничтожила все преграды на своем пути, невероятно много работала и стала одной из самых влиятельных женщин в мире.

Глория Стайнем и Диана фон Фюрстенберг, 1988

Опра — сама жизнь, все хорошее и чистое, что в ней есть. Сила ее желания изменить мир к лучшему — настоящий пример красоты. Я люблю ее, уважаю, восхищаюсь ею и невероятно горжусь тем, что могу назвать ее своей подругой.

С момента нашего знакомства я восхищаюсь Глорией Стайнем, которая была главой движения за права женщин и навсегда изменила нашу жизнь к лучшему. Женственная феминистка, деятельный мечтатель, изящная, сильная и красивая — ее влияние на жизнь всех женщин неизмеримо. Именно из-за Глории я перестала использовать титул принцессы, заменив его на «мисс». В то время это звучало более эффектно. «Мисс» означало свободу.

Характер. Ум. Сила. Чувство стиля. Это и есть красота.

Из всех этих элементов складывается красота и индивидуальность — это туманное определение, которое мы даем набору качеств, которые совсем не обязательно должны быть идеальны. «Идеал красоты в ее несовершенстве». Наши изъяны делают нас особенными. В своих моделях я всегда искала именно индивидуальность, а не традиционную красоту.

Фото: Getty Images

Комментарии
Вам будет интересно