В медицину он попал почти случайно. История человека, который изменил жизнь сотен и тысяч женщин
В гинекологическом институте на Девичьем Поле рядом с портретами медицинских светил висела фотография нянечки Макаровой, которая выходила тысячу женщин, а то и больше. Ее портрет повесил лично Владимир Федорович Снегирев, человек, который создали этот институт и по сути российскую гинекологию.
Он начинал врачебную практику в Яузской больнице для чернорабочих и первым в нашей стране связал женские болезни с тяжелой работой и беспросветной бедностью. Это сделало его убежденным профеминистом, защитником прав женщин и прекрасным женским доктором. Снегирев говорил: «Если кто и победит пушки и сдаст их в архивы и арсеналы, это будет не кто иной, как женщина».
Рассказываем удивительную жизнь основоположника российской гинекологии, в которой сиротское детство, матросская юность, помощь от одного из самых богатых людей России, спасение сербской королевы и роман с женой купца Мамонтова были только фоном для служения медицине.
Встреча на корабле
Снегирев рано остался без родителей. Отец умер, потом скончалась мать, о шестерых сиротах заботилась тетка. Умного Владимира она определила в гимназию, но, как только тетка умерла, мальчика отчислили, чтобы освободить место для сына какого-то чиновника. Будущую звезду российской медицины отправили в штурманское училище «для детей военных низшего ранга».
Он на своей шкуре испытал все ужасы муштры: розги, карцер, тупые команды. «Оставить без обеда» там звучало чаще, чем «с добрым утром». Но даже это училище ему окончить не дали: у опекунского совета не нашлось денег, поэтому Снегирева отправили матросом на фрегат «Смелый».
Матросом Владимир Федорович прослужил недолго. На корабле к нему подошел пассажир: так, мол, и так, юноша, какой-то вы нетипичный матрос, больно уж интеллигентно выглядите. Все у вас хорошо? Отчего такая скорбь в глазах?
Пассажир оказался известным московским богачом, меценатом и «другом просвещения» Павлом Шелапутиным. В конце позапрошлого века слова «миллиардер» и «Шелапутин» были синонимами. Вместо «я не могу это купить, это слишком дорого» говорили: «Я вам что, Шелапутин»?
Но Павел любил тратить свое огромное состояние на пользу обществу: строил больницы и училища, учреждал стипендии для бедных и способных людей. Он сказал, что поможет и Снегиреву. С его стипендией Владимир Федорович блестяще сдал экзамены за гимназический курс, поступил в Московский университет, окончил его с отличием.
Доктор и купец дружили всю жизнь, и когда Снегирев стал уже медицинским светилом, Шелапутин дал ему деньги на строительство и содержание Гинекологического института.
Холера, роды и права женщин
В 60-х годах XIX века в университетских коридорах заправляли разночинцы, идеалисты, готовые отречься от собственной жизни для высокого служения народу. Снегирев проникся этим духом. Из alma mater он вышел начинающим, но уже ученым до мозга костей и человеком с твердой гражданской позицией.
Он никогда не состоял ни в одной партии, но и аполитичным ученым его никто бы не назвал. Владимир Федорович был одним из немногих в России профеминистов и постоянно говорил об ужасном положении женщин в России: нужно, чтобы «женщина имела бы больше прав и меньше обязанностей». Он мечтал, чтобы в каждом провинциальном городе появилась гинекологическая клиника.
После работы в Яузской больнице для чернорабочих, где Снегирев изучал, как вредят женскому здоровью тяжелая работа и бедная жизнь, он уехал «на холеру» в Могилевскую губернию — от холеры умер его отец. Победил холеру и занялся родовспоможением.
Когда на его глазах несколько молодых женщин умерли от «кровяного позадиматочного кровотечения», он плотно занялся этой темой. Через два года защитил докторскую диссертацию, в которой доказал, что при внематочной беременности необходима операция, по-другому женщину не спасти. Этим оскорбил пожилых маститых докторов, уверенных, что можно обойтись и без оперативного вмешательства.
Гинекология как система
Снегирев изучал, как поставлено гинекологическое дело в Германии, Англии и Франции, и вернулся в Россию с твердым убеждением: гинекология должна быть наукой, нужно готовить врачей, открывать современные больницы.
Он преподавал в университете, много оперировал, строил свой институт и писал свой учебник «Маточные кровотечения», посвященный «русскому земскому врачу». Учебник этот получит затем мировое признание.
В 1889 года по его инициативе в Москве на Девичьем Поле была построена Клиника женских болезней Московского университета, а сам он поселился недалеко от нее в неоготическом особняке. Именно по инициативе Снегирева гинекологию стали преподавать как отдельную дисциплину, он же инициировал основание в 1896 году гинекологического института для усовершенствования врачей.
Владимир Федорович был блестящим хирургом, сделал более пяти тысяч операций (как больше ни один гинеколог в мире в его время), разработал несколько новых методов удаления яичников и матки, лечения пороков развития женских половых органов.
«Вышел главный врач отделения, мастодонт-гинеколог, на все вопросы всегда отвечавший возведением глаз к потолку и пожиманием плеч. Эти движения на его мимическом языке означали, что, как ни велики успехи знания, есть, мой друг Горацио, загадки, перед которыми наука пасует», — в романе Пастернака именно Снегирев оперировал жену доктора Живаго, Тоню, и спас ее.
Но и Снегирев был не всесилен. Однажды у него на операции умерла молодая княжна Шаховская. Спасти ее было нельзя, но родные княжны сделали на могильной плите мстительную гравировку: «Умерла от операции доктора Снегирева». Коллеги и студенты доктора возмущались: «Высокопоставленные неучи!»
Скандал королевской беременности
И тут произошла история с сербской королевой Драгой Обренович. Беременность протекала хорошо, но роды затягивались. Драга мучилась, чтобы спасти жизнь королевы и наследника, в Белград съехались самые известные акушеры Европы, но только разводили руками: какой-то необъяснимый случай.
Николай II лично попросил Снегирева поехать в Сербию. Владимир Федорович осмотрел королеву: прощупывался огромный сальник, а других признаков беременности, кроме огромного живота, он не увидел. «Да как же, Владимир Федорович! — спорили коллеги из Франции и Германии. — И менструации давно прекратились, и тошнота была, и рвота, и извращение вкуса, и плохое самочувствие».
Напомним: тогда не было УЗИ-аппаратуры и определять в моче гормон беременности, хорионический гонадотропин, не умели. Но с мнимой беременностью в своей практике Снегирев сталкивался.
Живот увеличивался из-за стремительно развившегося ожирения в совокупности с неполным опорожнением кишечника — отсюда тошнота, месячные останавливались из-за сильного стресса, вызванного огромным желанием иметь ребенка, а шевеление плода в реальности оказывалось перистальтикой кишечника.
Добрый знакомый Снегирева, Иван Петрович Павлов, полагал, что «симптом мнимой беременности» вызван самовнушением. «При нем происходит вступление в деятельное состояние молочных желез и отложение жира в брюшной стенке, что симулирует беременность.
И это исходит из… коры больших полушарий. В данном случае могучий родительский инстинкт путем самовнушения воспроизводит по крайней мере в нескольких компонентах такое состояние организма, как беременность».
Безо всяких экивоков и соблюдения дворцовой этики Снегирев прописал Драге клизмы, слабительные и подкладные судна. Ей стало легче, и вскоре она совсем поправилась.
Любовь Татьяны Мамонтовой
В жизни Владимира Федоровича было еще много хороших дел. Он помогал раненым в Первую мировую, построил госпиталь в городке Алексин под Тулой, где любил проводить летние месяцы, написал несколько работ, изменивших представление о гинекологии, — они спасли жизнь и вернули здоровье многим женщинам.
В семейной жизни был очень счастлив, но жена, его самый близкий человек, подруга и единомышленница, рано умерла. Судьба послала ему еще одну встречу — с Татьяной Мамонтовой, красавицей и женой богатого купца.
«Как-то в самом расцвете молодости и красоты она захворала. Был вызван врач Владимир Федорович Снегирев. Он страстно влюбился в нее, а она в него. К ужасу и негодованию всех родных, Татьяна Алексеевна бросила блеск, общество, мужа и ушла к Снегиреву, поселившись в его квартире на Спиридоновке», — так описывают их встречу в мемуарах.
Через несколько лет они расстались — тоже не как все нормальные люди того времени, а сохранив друг к другу теплые чувства и уважение.
Татьяна Алексеевна жила в красивом собственном доме, прекрасно обставленном, дружила с известными людьми, много читала, часто уезжала в Сочи или за границу. Всю жизнь оставалась красавицей «с импозантной фигурой» и была «горда, но очень обаятельна». Умерла она в Сочи в 1909 году.
Незадолго до смерти к ней приехал Снегирев — уже не молодой перспективный доктор, а ученый с европейским именем. Как пишет племянница Татьяны, «они прогуливалась по саду и вели бесконечные беседы. О чем? Кто знает… оба были уже старики, но расцвет своей жизни они связали накрепко вместе, и им было о чем поговорить».
Владимир Федорович умер от пневмонии зимой 1916 года, не дожив до 70-летнего юбилея. Памятник ему поставили у входа в институт на Девичьем Поле — к тому времени он стал клиникой, которую в Москве до сих пор называют Снегиревкой.