«Человек, раздушенный этой гадостью, походит на чуму». Какие духи любили и презирали русские писатели и их герои
«Он слышал тепло ее тела, запах духов и скрып ее корсета при движении», — и мы знаем, чем все это закончилось для Пьера Безухова. Вспоминаем ароматы из книг наших больших писателей. Чем пахнет русская литература?
«Etiquette Bleue» от D'Orsay у Пушкина
«Янтарь на трубках Цареграда, // Фарфор и бронза на столе, //И, чувств изнеженных отрада, // Духи в граненом хрустале». Пушкин не говорит нам, какие духи могли быть у Онегина, но он говорит, что Онегин был «как денди лондонский одет».
В те времена англомания в России только зарождалась, до «деревни, где скучал Евгений», она точно не дошла, там все еще следовали французским моделям поведения. Ленский, например, носил романтические «кудри черные до плеч», а Онегин, столичная штучка, уже стригся коротко.
Считалось, что французские щеголи следовали моде и светским нормам поведения; английские денди могли быть эпатажными, но строго следовали собственным правилам и сами создавали моду.
Щеголи не чурались «хладнокровного разврата», забавы, достойной «старых обезьян хваленых дедовских времян»; денди такие вещи уже презирали, поэтому Евгений и не склонил Татьяну к «опасной связи», как это сделал бы герой одноименного французского романа Шодерло де Лакло (кстати, Пушкин обожал эту книгу).
И духи в граненом хрустале у Онегина должны быть «с английским уклоном». Возможно, герой Пушкина оценил Etiquette Bleue Eau de Toilette D'Orsay, выпущенный в 1830 году.
Французский парфюмер, создатель бренда D'Orsay граф Альфред д’Орсе посвятил этот унисекс-аромат своей английской возлюбленной Маргарите Блессингтон.
Официально он был женат на ее падчерице, а до этого они с Маргаритой много лет обманывали лорда Блессингтона. Поэтому Etiquette Bleue называют «ароматом отпущения грехов». В составе композиции есть апельсин, лимон, апельсиновый цвет, а Пушкин любил цитрусовые парфюмы.
Кстати, есть рассказ Нащокина о любви солнца русской поэзии к духам и Долли Фикельмон, подруге императрицы: «Хозяйка осталась одна. Вуа-ля! И Пушкин был перед нею. Они перешли в спальню. Начались восторги сладострастия. Они играли, веселились. Перед камином была разослана пышная полость из медвежьего меха. Они разделись до нага и вылили на себя все духи, какие были в комнате».
Пачули у Чехова и Загоскина
В «Вишневом саде» нищий дворянин Гаев хамит безродному богачу Лопахину: «А здесь пачулями пахнет». Он не говорит больше ничего обидного, но и этой реплики достаточно — в начале прошлого века фаворитами парфюмерной моды были легкие цветочные ароматы, а пачулями пахли только «старые сантиментальные кокетки с претензиями», которые помнили времена ампирной моды, платьев с поясами под грудью и причесок «греческий узел».
В дни «Вишневого сада» пачули уже считались устаревшим, низкосортным и навязчивым ароматом «египетской мумии». Гаев намекает на мужицкое происхождение Лопахина, и эта инфантильная спесивость, конечно, очень смешна.
Пачули появятся и у Михаила Загоскина в очерке «Москва и москвичи». И в столь же беспощадном контексте: «Она очень добрая женщина, но так раздушена этим гнусным пачули, что от нее пахнет за версту аптекой!.. И как могла быть мода на эти отвратительные духи?..
Какой-то запах камфоры, проникнутый мускусом… Фуй, мерзость какая! …Человек, раздушенный этой гадостью, походит на чуму; он заражает все своим прикосновением; ему стоит только пожать вашу руку, и вы на целый день получите запах египетской мумии».
«Jicky» от Guerlain у Игоря Северянина, Марины Цветаевой и Алексея Толстого
Игорь Северянин обожал запах вербены, или «вэрвэны», как он, манерничая, произносил на французский манер. В 1910–1920-х был культ вербены, говорили, что у этого аромата есть мистические свойства и он действует как афродизиак.
«Изысканный шедевр Guerlain'a // — Вервэна — в воздухе плывет // И, как поэзия Верлэна, // В сердцах растапливает лед». Скорее всего, в этом стихотворении Северянин восхищается старейшим из ныне существующих ароматов Guerlain — Jicky — вербена есть в верхних нотах композиции этих духов. По легенде, Эме Герлен назвал духи в память о девушке, которую любил, когда учился в Англии.
«Сумерками» (L’Heure Blue) Guerlain брадобрей, «получивший титул баронета за удивительное искусство», надушил бороду инженера Гарина в фантастическом романе Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина».
Толстой вообще неровно дышал к ароматам Герлена. Насмешница Тэффи вспоминает, как Толстой хотел потихоньку вылить на себя ее духи: «У тебя, — говорит, — хорошие духи. — Да, — говорю, — это мои любимые, „Мицуко“ Герлен».
И перепутал флакон с чернильницей: «Оглядел себя, развел руками и вдруг накинулся на меня. — Что это, — кричит, — за идиотство, ставить чернила на туалетный стол! — Так это ты, стало быть, решил вылить на себя весь флакон моих духов? Ловко. — Ну да, — негодовал он. — Хотел надушиться. Теперь из-за тебя пропал костюм. Форменное свинство с твоей стороны».
L'Heure Bleue из «Гиперболоида инженера Гарина» — первый аромат, который залили в знаменитый герленовский флакон Бушон Кер (со стопором в форме сердца). Вторым был Fol Arôme, а третьим — Mitsouko, легендарный аромат 1919 года. «Мицуко», кстати, предлагает Гелла дамам в партере на магическом сеансе в варьете у Воланда в «Мастере и Маргарите».
Кажется, «шедеврами Guerlain'a» пах весь Серебряный век русской литературы, включая лирического героя Марины Цветаевой:
Могу ли не вспоминать я
Тот запах White-Rose и чая,
И севрские фигурки
Над пышащим камельком…
Мы были: я — в пышном платье
Из чуть золотого фая,
Вы — в вязаной черной куртке
С крылатым воротником.
«La Rose Jaqueminot» от Coty у Северянина и Ахматовой
Этот цветочный аромат был назван по сорту роз. В 1910 году в Москве фирма Coty открыла магазин, где среди прочих продавался и этот аромат. Исследователи пишут, что он был любимым ароматом Веры Холодной, Александра Куприна и Михаила Кузмина.
Именно благодаря последнему, с которым ассоциировался этот парфюм, мы узнаем о нем из стихотворения Сологуба: «Мерцает запах розы Жакмино, // Который любит Михаил Кузмин. // Огнем углей приветен мой камин. // Благоухает роза Жакмино…». А потом встречаем в либретто «Поэмы без героя»: «Духи Rose Jaquemineau. Хромой и учтивый пытается утешить драгуна, соблазняя чем-то очень темным».
Образ розы тесно связан у Кузмина не только с любовной тематикой («Поцелуи, что как розы, зацвели…», 1908; «Опять плету венок любовных роз…», 1910, и др.), но и с религиозной: «розы рая», «небесные розы»; запах розы ассоциировался с розовым маслом, применяемым в богослужении.
White Rose Atkinsons of London у Андрея Белого
Но, кстати, White Rose был тогда не только у Guerlain. Марина Цветаева могла вспоминать и одноименный парфюм дома Atkinsons of London. Кстати, Atkinsons был в большом почете у московских декадентов. Вот стихотворение Андрея Белого «Первое свидание»:
В волнах летаю котильона,
Вдыхая запах poudre Simon,
Влюбляясь в розы Аткинсона…
Дышал граненый мой флакон;
Меня онежили уайтрозы,
Зеленосладкие, как сон,
Зеленогорькие, как слезы.
Narcisse Noir Caron у Булгакова
«Кот начал шаркать задней лапой, передней и в то же время выделывая какие-то жесты, свойственные швейцарам, открывающим дверь. Девица хоть и с хрипотцой, но сладко запела, картавя, что-то малопонятное, но, судя по женским лицам в партере, очень соблазнительное:
— Герлэн, шанель номер пять, мицуко, нарсис нуар, вечерние платья, платья коктейль.
Фагот извивался, кот кланялся, девица открывала стеклянные витрины».
В годы Булгакова Caron работал под руководством Эрнеста Дельтроффа, парфюмера-самоучки, и портнихи Фелиции Ванпуй — она шила бархатные мешочки для каждого флакона. Дельтроффа называли гением ароматов, но он долго не мог пробиться в ряд признанных парфюмеров: не хватало образования, опыта и денег. Три его первых парфюма были хорошими, но не хитами.
В 1911 году вышел Narcisse Noir. По легенде, этот аромат «обращается к одному из самых редких и загадочных восточных цветов — черному нарциссу, растущему в Персии». Никакие черные нарциссы в Персии не растут — позже из-за рекламы вышел скандал, и Дельтрофф говорил, что этого «мы не утверждали, мы лишь не отрицали его существование».
Скандалы и судебные процессы разжигали интерес к Narcisse Noir, и духи того стоили: они были контрастными, драматичными, изменчивыми, раскрывались то горечью, то почти приторной сладостью. Их любили самые красивые женщины и самые талантливые актрисы, а в 1947 году вышел фильм «Черный нарцисс».
«Турандот» у Ильфа и Петрова
В «Золотом теленке» добросердечная Варвара никак не может бросить Васисулалия Лоханкина и видит страшный сон. «Иссохший от высокого чувства Васисуалий глодал белые шпоры на сапогах военного врача. Это было ужасно.
На лице врача было покорное выражение, словно у коровы, которую доит деревенский вор. Шпоры гремели, зубы лязгали. В страхе Варвара проснулась. Желтое японское солнце светило в упор, затрачивая всю свою силу на освещение такой мелочишки, как граненая пробка от пузырька с одеколоном «Турандот»».
Одеколон, скорее всего, принадлежал новому мужу Варвары, инженеру Птибурдукову. Это был дорогой парфюм, который выпускал трест ТЭЖЭ.
Была целая серия «Турандот»: одеколон, духи, пудра, мыло в красивой треугольной коробочке. Все коробочки и флаконы с притертыми гранеными крышечками оформлены как театральные афиши: на одеколоне Юрий Завадский в костюме принца Калафа, на духах и пудре — Цецилия Мансурова, принцесса Турандот — серия была выпущена в честь последнего спектакля Евгения Вахтангова.
На «Принцессу Турандот» рвалась вся Москва, от рабочих до нарядно одетых нэпманов. В 1922 году это был самый легкий, праздничный и светский спектакль. Театральные критики морщились: «Не думаю, чтобы Мейерхольд, например, был бы очень польщен появлением семейного мыла „Ревизор“. Мейерхольд и парфюмерия — вещи плохо совместимые. А вот Вахтангов… У него всегда была склонность к эстетству и изящной красивости».
Москва 20-х все еще любила восточные ароматы. Ленжет и ТЭЖЭ продолжали делать дореволюционные ароматы «Чио-Сан», «Саида», «Сада-Якко» и «Японский одеколон». В 1927 году выйдут духи «Красный мак». «Турандот» в 30-х уже не выпускали — аромат остался только в истории театра и литературы.
Фото: Getty Images