Чахотка против Прекрасной Дамы: история Симонетты Веспуччи, которую сейчас считают одной из самых красивых женщин Ренессанса
Превосходный живописец Александр, именовавшийся по обычаю нашему Сандро и прозванный вслед за своим старшим братом, который был весьма толст, Боттичелли, то есть «Бочонком», скончался во Флоренции в 1510 году.
Под конец жизни он стал совсем дряхлым и больным, ходил, опираясь на две палки, ибо выпрямиться уже не мог. Умер он немощным калекой и, согласно его желанию, был погребен в церкви Всех Святых, рядом со своей прекрасной возлюбленной Симонеттой Веспуччи, скончавшейся 34 годами ранее.
Отрывок из книги Софьи Багдасаровой «Фениксы и сфинксы. Дамы Ренессанса в поэзии, картинах и жизни»
Зарабатывал Боттичелли много, но все у него шло прахом, так как хозяйствовал он плохо и был беспечным. Незадолго до кончины он перебирал рисунки и эскизы, все еще остававшиеся в его мастерской, хотя многие люди, ценя его мастерство, старались заполучить их и предлагали большие деньги.
Среди пожелтевших листов, пахнувших пылью и солнцем, он заметил один набросок Симонетты сангиной, о котором совершенно позабыл. Его Симонетта, божественная Симонетта, его Весна, Примавера, его Венера, Мадонна Магнификат и делла Мелаграна, бесплотный ангел и бесподобная небожительница, всегда сиявшая небесным светом, была нарисована здесь совсем по-другому.
Боттичелли узнавал в рисунке свою руку, но дивился такому образу Симонетты — здесь она представала земной женщиной. Ее тело светилось здоровьем, губы, казалось, все-таки знали поцелуи, ее хотелось заключить в объятия и посадить себе на колени, а не пасть ниц у ног. На всех прочих картинах Боттичелли она была ускользающим миражом, здесь же — просто счастливой женщиной. «Неужто она когда-то была такой? — в ужасе спросил себя живописец. — Неужто я ее просто придумал? Как я мог всю жизнь так ошибаться?»
Но потом он с облегчением вспомнил: «Это не Симонетта. Это — Эсмеральдина». И почему-то тепло вдруг наполнило его скрюченное тело, почему-то улыбка мелькнула на старческих губах цвета глины.
Отец ее был ювелиром, поэтому дочерей назвали в честь жемчуга, изумруда и цейлонского гиацинта — Маргаритой, Эсмеральдой и Иасинтой. Об этих и других камнях архиепископ Рабан Мавр, упомянутый Алигьери в «Божественной комедии», писал: «В сапфире отражается высота надежд небесных; в изумруде выражена сила веры в несчастии; в гиацинте — вознесшиеся на небо в высоких мыслях и их покорное сошествие к делам земным; в аметисте — постоянная мысль о Царствии Небесном в душах смиренных».
Флоренция в XV веке все богатела и богатела, и поэтому ювелир, отец Эсмеральды (ласково — Эсмеральдины), был завален заказами. Пусть банкиры борются за власть, изгоняют друг друга и спорят, кто будет заседать в Совете Ста. Его же дело — чеканить, гравировать, канфарить и вставлять драгоценные камни в цепкие касты.
Эсмеральда выросла высокой и белокожей, с рыжеватыми волосами и карими глазами. Ее выдали замуж за сына отцовского компаньона, златокузнеца Вивиано Брандини. Она — спокойная, чуть мечтательная женщина с любопытствующим взглядом. Она любит готовить — вернее, употреблять все эти удивительные восточные приправы, которые привозят моряки из дальних краев.
К 1469 году ей уже 30, у нее трое детей: Микеле, Джованни и Лукреция. Старшему сыну — 12, младшему — 2; дочери 10 лет. Выкидыши и младенцев, которых не успели донести до купели, Эсмеральда не вспоминает, чтоб не сглазить. Дом у них хороший, богатый: служанка и нянька, два подмастерья. Эсмеральда откармливает гусей орехами к Рождеству, набивает подушки для детских спален сушеной мятой и зверобоем.
Вечерами, когда подмастерья расходятся спать, она приходит в мастерскую к мужу и раздевается. Вивиано рисует с нее эскизы фигур наяд и океанид для золотого кубка, заказанного ему кардиналом Карло де Медичи. Эсмеральду сначала смущало, что на ее обнаженный зад будет взирать вся высшая знать Флоренции. Но рисунки выходят весьма изящными, и она даже начинает чуть гордиться своей красотой.
Вивиано, ее муж, раздумывает о том, протянуть ли между фигурами гирлянды, какие он видел на рельефных римских саркофагах, или же разбавить пространство амурчиками. Наброски купидонов он делает с их двухлетнего сына. Эсмеральда волнуется, чтобы муж не засиживался в сумерках и не портил глаза. Она идет по коридору, и ей слышен шум раздуваемой печи и цокот молоточков.
Молодой Сандро Боттичелли — друг ее мужа. Он частый гость в их доме — помогает с рисунками богов и героев и тоже работает на Медичи; его брат Антонио сам ювелир. Сандро младше Эсмеральды всего лет на пять, но она потчует его и согревает своей заботой, будто он — один из ее сыновей. Бесприютный Сандро, в доме которого нет женщины — и не будет никогда, — греется в доме Брандини теплом их счастья.
Ему приятно с ней, и он приходил бы болтать о своих горестях и радостях, будь она даже похожа на огромную чугунную печь, будь она говорлива, черна и бородавчата, как многие из итальянских матерей. Но Эсмеральда, кстати, тезка его покойной матери, стройна и высока, у нее ласковый нежный голос, а ее волосы, заплетенные в высокую корону, — того оттенка, который имеет выгоревшая на солнце пшеница. Такого же, какой был у «жены» его учителя фра Филиппо Липпи, в доме которого он взрослел и набирался мастерства. Такого же, как волосы той, от которой Сандро вскоре навечно потеряет покой.
Божественная Симонетта Веспуччи — бесплотный ангел и воплощение небесной красоты — весьма скоро появится в разговорах Сандро и Эсмеральды. И весьма скоро жена ювелира будет знать об этой прекрасной госпоже чересчур, чересчур много.
Данная Симонетта, рожденная Каттанео, прибыла из Генуи вместе со своим молодым мужем Марко Веспуччи летом 1469 года. Род Веспуччи, который прославлен в веках мореплавателем Америго, был в числе заметных семей Флоренции. Банкиры и торговцы, они — в числе союзников и друзей рода Медичи, который правил тогда республикой.
Для молодожена Марко Веспуччи, который привез жену из Генуи, правитель устроил роскошный обед. Общество там было необыкновенное. Молодые флорентийцы, члены brigata юного Лоренцо Великолепного, наследника Медичи, все как один — кутилы, поэты, рыцари, умеющие превратить любое событие в бесподобный праздник.
Достоверных портретов Симонетты Веспуччи как реальной женщины, флорентийской аристократки, не сохранилось. С ее именем связывают несколько профильных портретов, написанных Боттичелли или в его манере. При этом черты ее лица всем прекрасно известны: Симонетта смотрит на нас с многофигурных композиций художника («Весна», «Рождение Венеры», множества «Мадонн» и проч.).
Новобрачная сияла как луна. Красавице не было еще 16 лет. Муж нарядил ее по последней флорентийской моде. Сорочка была белоснежной, платье гамурра с завышенной талией было того небесно-розового цвета, который бывает при первых лучах восходящего солнца.
Привязанные рукава из тяжелого иранского бархата выглядывали из-под мантии симарры, на которой в симметричных узорах пили воду из фонтанов расшитые золотом павлины и соловьи. Пряди волос — таких невероятно густых, какие бывают лишь у юных женщин, не страдавших и не рожавших, сплетались на голове в невероятные лабиринты, перекрещиваясь с индийскими перлами и атласными лентами. Красота ее была жемчужной и рождала стремление преклоняться.
Сандро, приходя в дом Эсмеральды, изрисовывает абрисом лица Симонетты все чистые бумажки. Все героини его мифологических полотен становятся похожими, словно сестры. Сперва Эсмеральда слушает излияния любовной одержимости и глупости молодого живописца снисходительно. Ведь в этом и есть предназначение благородных дам — доказывать, что в мире существует красота, вдохновлять художников и поэтов.
Вот в честь Симонетты длинные свитки исписывает знаменитый стихотворец Полициано, братья Луиджи и Бернардо Пульчи соревнуются в метафорах, и даже приезжий грек Михаил Марул Тарканиот, иначе говоря, Микеле Марулло, подсчитывая слоги на пальцах, пишет на итальянском что-то изысканно византийское. Если любовь украшает жизнь, то пусть существует.
Тем более что и у самой Эсмеральды есть маленькая тайна. Она так много лет живет в супружестве со своим Вивиано, что уже не помнит тех дней, когда была девицей, когда была свободна от обязанностей и хлопот. Муж любит Эсмеральдину, и Эсмеральдина любит мужа, но когда союз двух тел и душ длится столь много лет, он скреплен уже не клятвами перед Всемогущим Спасителем, а памятью о смердении пеленок, и знанием, как лучше обрезать любимую мозоль на его правой ступне, и бессильной яростью к себе за то, что 5 лет назад простила ему интрижку со служанкой, и тем, как она любит его сильные руки, покрытые рыжими волосками, а он — утыкаться ей в плечо и сопеть. И поэтому в какой-то момент Эсмеральдине становится очень скучно.
Тогда, вспоминалось ей, был турнир. Его устраивал наследник правителя — юный Лоренцо, устраивал в честь своей Прекрасной Дамы, звавшейся Лукреция Донати, о достоинствах которой умолчим, чтобы не добавлять новых лиц в наш рассказ. О Лоренцо все же сказать стоит: ему 20, он коренастый, с кривыми ногами, у него плохое зрение и отсутствует обоняние, голос писклявый, да нос свернут на сторону. Все флорентийские дамы от этого Медичи без ума, и не зря он получит прозвище Великолепный.
Месяцы до начала турнира муж Эсмеральды и еще две сотни ремесленников города — ювелиров, портных, художников, плотников и прочих — не смыкают глаз. С самого раннего утра на площади Санта-Кроче собирается огромная толпа. Деревянные трибуны потрескивают под тяжестью зрителей.
16 всадников на благородных скакунах проходят в кавалькаде через весь город, стуча копытами по мощеным улицам. Звучат трубы. Перед каждым рыцарем по пажу с расписным штандартом. Эсмеральда знает, что флаг молодого Лоренцо Медичи создал другой приятель ее мужа — Андреа ди Микеле Чони, взявший прозвание Верроккьо в честь своего учителя-ювелира, покойного приятеля отца Эсмеральдины.
«Что нарисовано на флаге?» — спрашивает она у Сандро, который сопровождает ее на турнир: уставший Вивиано спит без задних ног, к 3 часам ночи едва успев закончить какую-то деталь доспеха для одного из участников турнира. (Не для Лоренцо — тот выступает в золоченом снаряжении, присланном Галеаццо Мария Сфорца, герцогом Миланским.) Перед уходом Эсмеральдина открывает узкие окна, чтобы проветрить мастерскую мужа от запаха металлической стружки.
Возвышаясь над толпой, Сандро описывает ей штандарт: прекрасная женщина, плетущая венок из листьев лавра. «Это, должно быть, образ Лукреции Донати, — объясняет он. — А над нею радуга в солнечном небе и девиз».
— И охота им тратить свои силы на бесплодное поклонение Прекрасным Дамам? — хочет было спросить она. Но потом вспоминает, что ответ Боттичелли ей и так известен.
Прекрасная Симонетта со своим супругом сидит на одном из самых удобных балконов, с перил которого свисает персидский ковер ценой в хороший городской домик. Эсмеральда в ту сторону ни разу и не взглянула, но точно знает, что красавица там — по неотрывному взгляду бедного Сандро. Художник лепечет восторги со столь взволнованными интонациями, что она оглядывается на него в беспокойстве. Глаза его влажны и полны тоски. Он похож на кареглазого брошенного пса. Жалость и нежность переполняют ее сердце.
— Ты не хотел бы жениться на какой-нибудь милой девушке из нашего квартала? — спрашивает она Боттичелли, но он не слышит ее за рокотом толпы. А Эсмеральдина и не переспрашивает, потому что ее дыхание замирает на полстука сердца.
Она больше не видит кривоногого Лоренцо, одетого в бело-красную шелковую тунику с развевающимся на плечах шарфом, расшитым жемчужными розами, в черном берете, над которым трепещет султан, унизанный рубинами и бриллиантами. Дочь и жена ювелира не замечает даже знаменитый алмаз «Книга» в центре его лазурного щита.
Ее взгляд прикован к младшему брату героя дня — юному Джулиано Медичи. У него прямой античный нос, темные кудри, отличная фигура, красивый голос и отнюдь не близорукие глаза. Он одет в серебряную парчу, шитую жемчугом, и гарцует на белом жеребце, подаренном папой римским. Ему 16 лет, он в самом начале расцвета мужской красоты, и Эсмеральда никогда не видела человека прекрасней.
Звучат фанфары. Турнир начался. А Эсмеральдина понимает, что она пропала. Если б мужья знали, что творится в головах у их жен, когда те закрывают глаза и отдают свое тело их ласкам, то надолго бы лишились веры в себя.
Она могла за всю жизнь ни слова сказать тому мужчине. Это мог быть победитель рыцарского турнира, смазливый аббат, гусарский офицер, а может — немой, но очень гибкий черно-белый шейх, или один из тех 4 парней из Ливерпуля — века идут, прогресс неминуем, но что-то в головах не меняется никогда. Пусть безнадежно влюбленные мужчины пишут стихи своим Прекрасным Дамам, рисуют их в образе Мадонн или устраивают в их честь праздники.
Безнадежно влюбленная женщина, например Эсмеральдина, будет о своей маленькой тайне молчать. Но она «заберет» объект своей страсти домой, ляжет с ним в постель и проведет с ним много ночей, а когда потом, спустя много недель — а то и месяцев или даже лет, — расстанется с этим «любовником», то сохранит о нем самые приятные и удивительно отчетливые воспоминания.
Откуда златокузнецу Вивиано Брандини знать, почему его жена Эсмеральдина, вернувшись с того турнира, несколько дней прогоняла его спать из семейной кровати в мастерскую? Откуда ему было знать, почему, когда его наконец пустили обратно, она вдруг стала с ним особенно пылкой, как в первый год их брака — тогда он еще был строен и благоухал, как пахнут мужчины в 20 лет. Откуда ему было это знать?
Поэтому панегирики прекрасной Симонетте, составлявшие большую часть речей Боттичелли, Эсмеральда первое время после того турнира прощала и лишь молча улыбалась своим мыслям. Об этих мыслях она не говорила никому, даже на исповеди. В этом она проявляла редкую для женщины ее слоя и образованности внимательность. Внимательность к грамматическим родам подлежащего и дополнения в библейских наставлениях «не возжелай жены ближнего твоего» и «всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем».
Но проходили года. Теперь Джулиано Медичи, которого она видела еще несколько раз на праздниках и на больших церковных службах, занимал ее мысли, лишь когда у нее не было других дел. А их было много. Семейство Брандини продолжало расти, дом благодаря хорошим заработкам мужа становился все богаче, подвалы и кладовые наполнялись припасами, а птичник требовал постоянного присмотра. Она больше радовалась, что ее старший сын Микеле начал помогать отцу в мастерской и учить разницу между рифелями, штихелями и накатками.
А Джулиано Медичи с годами становился все красивее. Гордо посаженная голова, шапочка остриженных вьющихся жестких волос, огромные темные глаза и надменный взгляд государя, властный подбородок человека, которого невозможно покорить своей воле, сильные руки и мощные плечи.
1474-й. Эсмеральда смотрела на портрет Джулиано, написанный Сандро Боттичелли, и с мимолетной улыбкой вспоминала свою старую страсть к сыну Медичи. Так по весне достают давно позабытые, убранные на зиму наряды и вытряхивают их на свежем воздухе, чтобы потом приложить к себе и представить, как они будут к лицу.
Рука об руку с мужем она возвращалась из мастерской Боттичелли, куда супруги были приглашены полюбоваться на портрет — почетный заказ, и Эсмеральда размышляла о мужской красоте Джулиано. И тут слова мужа вывели ее из мечтательной полудремы, она чуть не споткнулась.
— Такой бесподобной красоты пара — эти Симонетта Веспуччи и Джулиано Медичи! — говорил супруг.
Эсмеральда слушала дальше, и сердце ее замирало от обиды. За своими домашними делами она пропустила новость, о которой судачат уже не первый день, — Джулиано избрал божественную Симонетту своей Прекрасной Дамой. Он поклоняется ей так же пылко, как язычники своим мраморным идолам, сильнее, чем поклоняется Боттичелли.
«Лицо небесным дышит торжеством, и дуновенье каждое смолкает при звуке неземном ее речей, и птицы словно подпевают ей», — выводит о несравненной Симонетте великий Полициано. А Джулиано не посвящает ей стихов — говорит, что не умеет; и поэтому, а также по другим мелким признакам, подозревают, что он не просто ей поклоняется. «Поэтому Сандро и не прибежал ко мне с этой новостью, — понимает Эсмеральдина. — Бедный юноша страдает».
Ее сердце тоже замирало от страдания, как будто Джулиано Медичи что-то обещал ей, как будто он вообще знал о ее существовании. Абсурд, но эмоции умеют пропитывать тело и становиться реальностью; и так почему-то неприятно узнать о свадьбе человека, в которого был безответно влюблен 20 лет назад и которого не видел те же 20 лет.
Впрочем, это было совсем не то страдание и не та ревность, какие бывают, когда изменяет по-настоящему близкий человек, — тогда душа и сердце будто раздавлены каменным жерновом: Эсмеральда помнила это ощущение. Сейчас было по-другому — сердце оставалось на месте и было правильной формы, просто билось слишком сильно.
Платье, которое она достала из сундука с зимними вещами, оказалось съеденным молью; брать в руки его было противно.Эсмеральдина думала об этом неприятном ей союзе несколько дней, но потом решила выбросить все из головы и заняться своими делами да отвлечься на другие новости.
Так, трехлетний старший сын правителя города, Лоренцо Великолепного, названный Пьеро в честь покойного деда, похоже, расстраивает отца своим поздним развитием и слабостью. Все жалеют его мать, благородную Клариче Орсини. Пикантные вести пришли из Рима — любовница кардинала Родриго Борджио, красавица Ваноцца деи Каттанеи родила ему очередного сына, названного Чезаре. Но сладострастный молодой отец в сутане на этом не останавливается и очень хочет еще и девочку.
Болонский архитектор Фиораванти, чьей работой во Флоренции, помнится, многие не были удовлетворены, сумел избавиться от обвинений в фальшивомонетчестве, но предпочел от греха подальше скрыться из Италии. И теперь, говорят, работает для государя каких-то московитов в стране медведей и вечных снегов.
Живущий в Брюгге банкир Портинари, сотрудник Медичи, отдал в Гент местному мастеру ван дер Гусу крупный заказ на написание триптиха с Девой Марией и портретами членов своего семейства. Обещает пожертвовать его нашей церкви святого Эгидия. Флорентийские живописцы очень недовольны, но, с другой стороны, не в Италию же Портинари ездить из Брюгге, чтобы им позировать?
Однажды, заглянув в дом Вивиано и Эсмеральды, Сандро попадает на маленькое домашнее празднество. Их старший сын женится. Как же идут годы! Боттичелли пьет с Вивиано граппу за его будущих внуков и облизывает пальцы после жареной утки, которую так отменно приготовила Эсмеральда.
— Когда будете праздновать свадьбу?
— Сначала нужно будет отпраздновать помолвку, — отвечает Вивиано. — Но поторопимся, а то встреча с будущими внуками получится чересчур неожиданной.
Потом друзья долго молчат и смотрят на огонь в очаге.
— Я поэтому же волнуюсь за Эсмеральду, — затем продолжает ювелир. — Ее годы уже немалые — скоро ей быть бабушкой, а сама ждет ребенка.
Боттичелли вглядывается в женщину, которая сидит с детьми у другого края стола. Действительно, у нее уже наметился живот, а лицо начал озарять тот теплый свет, который он замечал у Эсмеральды уже несколько раз, но никогда не умел придавать своим идеально-ледяным Мадоннам.
Вернувшись в свой пустой дом, Боттичелли сначала думает о новом заказе — небольшой дощечке с фигурами в три четверти локтя каждая для церкви Санта Мария Новелла. Надо, чтобы там было написано поклонение волхвов и чтобы покойный Козимо Медичи был в образе первого из старцев, целующим ноги Господа нашего и тающим от нежности. А второй волхв чтоб был написан с его сына Пьетро, также усопшего; и чтоб его внуки Лоренцо и Джулиано Медичи также там были изображены.
Но потом Сандро вспоминает о разговоре в доме своих друзей, и беспокойство Вивиано все не выходит у него из головы. Действительно, Эсмеральдина уже сильно немолода, она старше его лет на 5, значит, ей 35; родами может случиться что угодно. Мысль о том, что Эсмеральда может умереть, вдруг пугает Боттичелли. Почему же, что же для него Эсмеральда?
Она никогда не дает ему рассказывать о прекрасной Симонетте, зато поэтому знает все о его остальной жизни, о его успехах и несчастьях — о том, что прочие уже не успевают выслушать из-за Симонетты. Она знает его как никто. Она всегда расспросит, согреет, накормит и напоит, на днях она заштопала его любимую куртку — он месяц ходил в рваной, потому что месяц не заходил к ним. У него много приятелей и друзей, но ни с кем ему не было так спокойно и счастливо, как с ней, так тепло. Сандро ворочается всю ночь и ужасается от мысли потерять ее.
На следующий день он приходит в дом Вивиано и выражает свою любовь и нежность к Эсмеральдине единственным способом, который знает, — предлагает написать ее портрет. Портреты он пишет редко, а женщин — почти никогда, но сделать этот ему очень хочется. Писать людей отдельно на досках, не во фресках или в картинах, — новая мода, пришедшая из Нидерландов всего лет 30–40 назад, и художники в Италии пока робки в позах и жестах своих моделей.
Но написать портрет Эсмеральды так, как он раньше писал за золотые флорины благородных дам, Боттичели не хочется. Он может, как обычно, посадить ее строго в профиль, чтобы она величественно смотрелась и всем было видно, как великолепны ее драгоценности и как дорого платье. Но он пробует по-другому.
Он делает несколько набросков ее головы сангиной, а потом впервые сажает женщину для позирования так же, как Джулиано Медичи или других мужчин, — в три четверти. Так он привык писать лицо своей любимой в образе Мадонны или Венеры, но одно дело — лицо небожительницы, а другое — жены ювелира. Но как же иначе передать прелесть Эсмеральды, ее живой взгляд и то, как она хороша?
Ее ладони пахнут бадьяном, розмарином и кардамоном. Она носит по дому свое тяжелое тело животом вперед. Как-то она печет по особому рецепту булочки с корицей и, медленно переваливаясь, идет с блюдом в мастерскую, желая побаловать мужа с сыном.
Открыв дверь, она запинается на пороге, едва не рассыпав сдобу, — у стола стоит чернокудрый Джулиано Медичи и перебирает наброски ювелира. Он бесподобен. На замершую Эсмеральду никто не обращает внимания. Все смотрят на даму рядом с Джулиано. В полусумраке мастерской она будто светится. Она высокая, белокожая, с чуть рыжеватыми волосами и светлыми глазами. Она одета в струящиеся светло-шафрановые одежды. Волосы унизаны жемчугом, а уголки губ приподняты в привычной полуулыбке.
Эсмеральда впервые видит ее вблизи, и странное чувство жалости наполняет ее сердце. Благородная дама — хоть младше ее чуть ли не в два раза, но так бледна, что кажется бесплотной. Тонкие запястья потеряны в широких рукавах. Губы искусно подкрашены. Жесты плавны и медленны, пальцы прозрачны.
Все знают, что Симонетта очень добра и со всеми необыкновенно любезна. Кавалеры тают от ее ласкового обращения, и это объяснимо. Но и женщины не говорят о красавице ни слова дурного. И Эсмеральда вдруг понимает почему. Беременная, она постоянно прислушивается к новой жизни внутри себя, и оттого связь ее с иным миром обострена: она смотрит, как прекрасная Симонетта учтиво изучает драгоценности, которые хочет ей преподнести Джулиано, и видит, что та тяжело больна. И поэтому тоже постоянно прислушивается — но совсем к иному.
Тело ее еще тут, в земной жизни, но страсти и огня в Симонетте нет. Она вежливо улыбается Джулиано, принимает его ухаживания — точно так же, как приняла бы ухаживания кого угодно (и слухи об их телесном союзе — явно грязные сплетни); она чрезвычайно благосклонна и вежлива с каждым, кто к ней обращается. Но вслушивается она в другой мир — и потому не может оскорбить своим совершенством никого в этом. Она отсутствует здесь.
— Как она прекрасна! — не устает повторять о ней Сандро, когда высокородные клиенты уходят.
— Красивая женщина, — соглашается Вивиано. — Очень похожа на тебя в таком же возрасте, душа моя, — обращается он к жене. — Посмотрим, удастся ли ей сохранить столько же красоты, как тебе, если она произведет на свет столько же здоровых и красивых ребяток, — и он проводит рукой по щеке Эсмеральды.
Она отворачивается, потому что на глаза ее навертываются слезы. Она понимает, как ошибалась, она не согласилась бы променять своего сорокалетнего пожилого супруга ни на десяток прекрасных кудрявых Джулиано со всем банком Медичи и дворцами Флоренции в придачу.
Когда Боттичелли уходит, Эсмеральда интересуется мнением мужа о жемчужной госпоже с тонкими запястьями.
— Чахотка, — сосредоточенно бросает тот через плечо, занятый отделкой восковой модели своего нового шедевра. Это что-то для будущего турнира, который Джулиано решил устроить в честь Симонетты. Эсмеральде в первый раз в жизни становится жалко Прекрасную Даму.
28 января 1475 года случается турнир. 2 недели до его начала две сотни ремесленников города — ювелиров, портных, художников, плотников и прочих — не смыкают глаз. Мужу Эсмеральды и его другу художнику Боттичелли доверена честь заниматься облачением Джулиано Медичи.
С самого раннего утра на площади Санта-Кроче собирается огромная толпа. Полюбоваться желают все. Деревянные трибуны потрескивают под тяжестью зрителей. Эсмеральде на днях срок рожать, поэтому она остается дома. Она и без того знает, как все будет происходить. 7 лучших сынов Флоренции выедут на площадь в роскошных доспехах. На Джулиано будет кираса, сделанная из позолоченного серебра ее мужем Вивиано. Каждого рыцаря будет сопровождать по 22 юноши в самоцветах и шелках и по пажу, несущему знамя.
Штандарт Джулиано расписан Боттичелли. На нем изображена Симонетта — это соответствует и желаниям Джулиано, и мыслям Сандро. Она написана в виде Паллады, вся в белом, стоящая на оливковых ветвях, пылающих огнем. Рыцари под звук фанфар проскачут по площади, герольды затрубят, начнется турнир. И победит, конечно, Джулиано. А королевой турнира станет Симонетта.
Младенец ворочается внутри Эсмеральды. Она пьет лимонад из имбиря, который принесла ей дочь, прежде чем сбежать глазеть на площадь. Эсмеральда лежит на семейной кровати рядом с похрапывающим усталым мужем, легонько и нежно обнимая свой огромный живот. Вдалеке звучат фанфары. Турнир начался.
К вечеру возвращаются дети. Молодожен Микеле в подробностях рассказывает отцу, у кого какие драгоценности были и как потрудились их конкуренты-златокузнецы. Как и предполагала Эсмеральда, королевой красоты была выбрана Симонетта.
— И заслуженно, — бормочет она, — таких красавиц еще поискать. Смилуйся над ней Бог!
У нее начинаются схватки.
Бог над Симонеттой не смилостивился. Новорожденный Эсмеральды еще не начал ходить, как 22-летнюю жемчужную донну похоронили в семейной капелле Веспуччи в церкви Всех Святых. Черный от горя Сандро нарисовал на свободной стене капеллы фреску с изображением святого Августина.
Дома, загрунтовав доску, он принялся за Мадонну с чертами любимого лица. Еще три точно такие же — светлоглазые, рыжеватые — уже готовы к отправке в заказавшие их монастыри. При жизни Симонетты он никогда не осмеливался делать Богородицу похожей на нее, это ощущалось неким кощунством. Но теперь все изменилось.
Его «Мадонны», которые раньше иногда напоминали покойную Лукрецию Бути, а иногда все-таки других земных женщин, теперь становятся совсем одинаковыми. Но поскольку красота Симонетты, воплощенная в них, столь божественна, это даже идет художнику на пользу и увеличивает спрос. Горожане в траурной процессии сопровождали открытый гроб с безупречной Симонеттой и плакали.
Поэты — сам Лоренцо Великолепный, Полициано, братья Луиджи и Бернардо Пульчи и даже приезжий грек Михаил Марул Тарканиот, иначе говоря, Микеле Марулло, — сложили эпитафии на смерть Симонетты.
Джулиано Медичи был безутешен. Никто и никогда не испытывал такой потери, как он. Он не знал, как пережить это горе. Через 3 месяца он соблазнит девицу Фьоретту Горини, которая родит ему бастарда, будущего папу римского.Муж Симонетты женится второй раз. Вторая жена — не такая лучезарная и не такая добрая — наконец принесет ему детей, которых он отчаялся получить от чахоточной, но прекрасной Симонетты.
Эсмеральда проживет еще долго. Ее сын Микеле станет лучшим ювелиром Флоренции и первым учителем Бенвенуто Челлини. Ее внук Баччо изваяет статую Геркулеса и Какуса (не очень, впрочем, удачную), которую поставят на Пьяцца делла Синьория рядом с «Давидом» Микеланджело.
Сандро Боттичелли похоронят у ног Симонетты через 34 года после ее кончины. От нее не останется ни единой написанной ею строчки, ни слова — только то, что придумали про нее поэты и художники, очарованные ее красотой.
Фото: Shutterstock