«Я помню только, как завыла на кушетке». История о потере ребенка и жизни после

Токсикоз, сонливость, ничего особенного

Эта моя беременность, как и первая, была запланированной. В первый раз все получилось совсем не сразу, поэтому мы готовились к долгим ожиданиям. Однако я забеременела сразу, тут же это почувствовала и была очень счастлива, когда увидела две полоски. Мы строили планы, ПДР (предполагаемая дата родов) поставили на 9 августа — прямо к нашим с мужем дням рождения на свет должен появиться наш малыш.

Почти сразу после волны радости наступила паника — захлестнули тяжелые воспоминания. В первый раз, когда ждала дочку Аглаю, я почти два месяца не понимала, что беременна. После теста сразу записалась на прием и четыре дня до него была самым счастливым человеком в мире.

На первом в моей жизни беременном УЗИ на сроке семь недель мне ошибочно поставили диагноз «отсутствие сердцебиения плода, эхопризнаки замершей беременности на сроке шесть-семь недель». Дело было в пятницу, а в понедельник мне предстояло контрольное УЗИ.

Выходные я провела почти без сознания. Меня будто стерли. Но все обошлось, и на следующем приеме сердце моей Аглайки бодро отбивало ритм. Какой это наложило отпечаток на мое восприятие беременности, наверное, объяснять не стоит.

Во второй раз со всеми страхами я решила сразу пойти к психологу. В целом же чувствовала себя как обычная беременная: токсикоз, сонливость, ничего из ряда вон.

Болезнь и тревога

Когда я была на третьем месяце, Аглая тяжело заболела гриппом с пневмонией и температурой под 40. Муж на работе, бабушек нет, сначала я выхаживала ее сама. На третьи сутки после того, как она заболела, я слегла. Так тяжело я не болела, наверное, со школы — с высоченной температурой, ломотой, все это на фоне токсикоза. Сказать, что было плохо, — ничего не сказать.

Это случилось в самом конце 2022 года. Новый, 2023 год начался так, будто старый продолжается. Дочку с мужем положили в больницу. Помню, что мне было даже как-то неловко: что люди подумают? Какая я мать, если с дочкой лежит папа?

После того как я поправилась, все с виду было как раньше: токсикоз, ноющая грудь, как и прежде во время беременности. Но я очень переживала за малыша — все кому не лень рассказали мне, что грипп очень опасен для плода и редко когда проходит бесследно.

Боль и снова боль

В середине января я на сроке 11 недель пошла вставать на учет. Меня взвесили, сделали записи в карте и через неделю назначили первый скрининг. Я настояла на УЗИ — хотела убедиться, что после болезни все в порядке.

УЗИ показало, что уже неделю как беременность замерла, ребенок не перенес всего, что навалилось. Сердцебиения не было, он просто болтался во мне. Я говорю «малыш», потому что на УЗИ ты видишь, что это микрочеловек — с ручками, ножками, трепыхающимся сердечком.

Я помню, как завыла на кушетке. Ехала в клинику как на праздник — получать книжку беременной, в которой будут отмечать мой вес, давление, анализы и скрининги, а уезжала побитой собакой.

Все, что происходило дальше, было больно физически, но куда больнее было душевно. Сложно не поехать головой. За эти дни «я стала старше на жизнь». Еще раз — после долгого и тяжелого ухода мамы от онкологии.

Тогда же я поймала себя на размышлениях о циничности и двуличии медицины в подобной ситуации. Во всех женских консультациях висят плакаты из серии «Мое сердце бьется внутри тебя, не убивай меня, мамочка». Если аборты делают до 12 недель, то о малышах говорят «ребенок» и «убивать», а замершие и выкидыши ровно на таком же сроке вдруг становятся «плодом», и тебя уверяют, что горевать тут не о чем.

Два варианта

Лежа в больнице, я пыталась осознать и пережить весь ужас происходящего. Наткнулась на форум, где женщины делились подобными историями.

Одна девушка написала: «Есть два варианта. Первый — после 12 недель у тебя все хорошо, и значит, ты все равно в итоге всем расскажешь о беременности. Например, в первом триместре многие чувствуют себя не очень, и получается очень странно: был на работе нормальный человек, а тут он уже которую неделю не может одну задачу завершить. Все будут спрашивать, что случилось, и придется врать. Но зачем? Ложь отрезает тебя от людей. Я решила сразу сказать в офисе, что беременна, и встретила много понимания.

Второй — в течение 12 недель все заканчивается плохо, а ты никому ничего не говорила. И ты ходишь, будто тебя топором напополам разрубили, пытаешься понять, как жить дальше. Это состояние люди замечают, и из него уже гораздо сложнее рассказать, что ты потеряла беременность. И ты лишаешь себя поддержки, которую могла бы получить».

Эта история сподвигла меня не молчать, и я чуть позже поделилась своими переживаниями в Instagram*. Мне прилетело очень много историй, страшных и горьких. В том числе от тех женщин, о которых я никогда не подумала бы, что они такое пережили.

Унижение, хамство и грубость — не норма

Моя давняя коллега посоветовала книгу, которая оказалась мне очень кстати, — «Посмотри на него» Анны Старобинец. Там говорится не только о потере, но и о чудовищном порой отношении медперсонала, которое мы терпим. О том, что унижение, хамство, грубость, отсутствие этики и элементарной заботы — не норма. Кто-то написал мне что-то вроде:

Но реальность создаем мы сами. Пока для кого-то это норма, в одной палате так и будут лежать женщины на сохранении, с выкидышем, с замершей и те, кто идет на добровольный аборт, а медсестра будет давать таблетку и эмалированную миску со словами: «Как плюхнется — позовешь».

Еще меня всегда коробили вопросы посторонних и не очень: «А чего вы не заводите детей?» — в адрес бездетных пар. Когда-то такие прилетали и мне. В первом браке мы девять лет прожили без детей — мой бывший муж их не хотел. Сейчас я как никогда чувствую жестокость таких вопросов.

Если вам придет в голову кого-то об этом спросить, представьте отделение гинекологии, в котором за один день поступления я встретила четырех зареванных женщин с замершей беременностью, двух с выкидышем и одну с преждевременными родами мертвого ребенка на 22-й неделе.

Что дальше

Пока я на дне, в терапии, в непонимании и в какой-то степени в одиночестве. Меня очень поддерживают муж и сестра, но никто, кроме потерявшей ребенка женщины, не способен понять, что это за горе и о какой потере речь. Он в этом не виноват. Вроде бы ничего и не было, но ты его ждала, чувствовала, слышала его сердце, и будешь помнить до конца своих дней.

Я уже как будто улыбаюсь, и когда меня спрашивают, что случилось, я открываю рот и оттуда с какой-то чудовищной простотой выходят слова о потере беременности. Пока мне все еще больно. Я могу расплакаться при виде младенца или услышав его плач. Я смотрю на Аглаю, и секундой позже вслед за радостью появляется мысль:

Если честно, я так себе мать, но я ждала своих детей. Они не были случайностью. На второго ребенка я решилась с уверенностью и теплом, хотя сомнений мне хватало.

Я рассказываю это не для того, чтобы меня пожалели. А потому что часто женщины о таком молчат, чувствуя себя поломанными, несовершенными — «не смогла». Заворачивают этот ад в чувство вины, завязывают лентой стыда и отправляют на дальнюю полку пылиться и причинять боль.

Что дальше? Не знаю. Просто живешь дальше в клочья. Дочка придает силы и смыслы. Иногда наедине с собой я плачу. Я хотела ребенка, но долго сомневалась. Моя гиперответственность и в то же время любовь к свободе будто мешают наслаждаться материнством.

Но когда я узнала, что беременна, меня накрыло такой неподдельной радостью, что теперь я чувствую себя нецелой. Пережить подобное снова я не готова. Замкнутый круг. Пока я решила сделать что-то памятное о малыше — теперь у меня есть татуировка с двумя датами через черточку.

*Социальная сеть Instagram принадлежит компании Meta, которая признана экстремистской и запрещена в РФ.

Фото: личный архив.