«Нужно верить женщинам»: Настя Красильникова о сериале «Хватит!», новой этике и реакции на обвинения
Настя, как родилась идея снять документальный сериал? Были ли к этому предпосылки — личные триггеры или истории знакомых?
Платформа Start вместе с онлайн-кинотеатром документального кино Nonfiction.film захотели сделать документальный сериал о насилии над женщинами в России. И пришли с этой идеей в студию «Амурские волны». Поскольку я там работаю и давно занимаюсь фем-активизмом, автором тоже стала я. Так и появился этот сериал.
Как думаете, почему Start и Non-fiction придумали такой проект?
Этот вопрос больше к ним. В целом, это важная часть общественной повестки про женщин. Вероятно, они подумали, что было бы здорово, актуально и классно попробовать разобраться, почему насилия так много.
Могут ли люди, которые не сталкивались с домашним насилием или не были его свидетелями и, соответственно, не знают, что на самом деле испытывают потерпевшие, говорить о проблеме?
Мне кажется, говорить может кто угодно и о чем угодно. Наверное, вы же обсуждаете баскетбол — хотя, может, в него не играете.
Но когда мой муж рассказывает, что прекрасно представляет чувства женщины, которую ударили по жопе на улице, я ему не верю.
Эти опыт и ощущения познаешь во всей полноте, только когда это случается с тобой. И у мужчин, в большинстве, такого опыта, конечно, нет.
О домашнем насилии и домогательствах чаще стали говорить в публичном поле. Почему?
Все более значимыми становятся права человека, женщин в частности. Это во многом заслуга активистов и активисток. И тех женщин, которые решаются рассказывать о пережитом.
В обществе давно существует запрос на то, чтобы вывести домогательства, унижения и насилие из понятия нормы. Это, собственно, и происходит.
Должны ли компании заниматься проблемами домашнего насилия? И как относитесь к тому, что после репутационных скандалов бренды расторгают контракты со своими амбассадорами, как это было с Региной Тодоренко и Ксенией Собчак?
Это совершенно разные вещи. Компаний, которые занимаются системной поддержкой женщин, столкнувшихся с домашним насилием, у нас, по-моему, не существует. И все профильные НКО (некоммерческие организации. — Прим. ред.) выживают на пожертвования. Важно об этом помнить.
Имеют ли компании право говорить об этом? Все имеют право на что угодно, если мы не об Уголовном кодексе. Хорошо ли это? Скорее да. Это напоминание о том, что за дискриминационными высказываниями стоят последствия. И, наверное, хорошо, что кого-то такие вещи заставляют пересмотреть взгляды. Кейс с Региной Тодоренко очень показателен. Я с большим энтузиазмом восприняла произошедшее с ней и то, как она выбралась из ситуации, — очень круто.
А что думаете о «новой этике»? Например, в Wonderzine не так давно вышла колонка главного редактора про то, что никакой «новой» этики не существует — она старая.
Согласна с Юлей (Юлия Таратута, главный редактор Wonderzine. — Прим. ред.). То, что сейчас в соцсетях называют «новой этикой», — это некие абстрактные, нигде не записанные правила, которые запрещают людям нарушать чужие границы. И это не то, что возникло только что.
Никогда не было классно зажимать коллегу в туалете.
Если с тобой произошло подобное, раньше бы об этом никто не узнал. Все, что касается интимной сферы, даже если это связано с нарушением границ, считается стыдным. Сейчас стыд уступает чувству справедливости. Это круто и важно, что люди, прекрасно зная о последствиях, все равно публично говорят о перенесенном харассменте. Из-за этого наша культура начинает меняться.
Почему потерпевшие сталкиваются с волной хейта после публичных высказываний?
Мы живем в стране, где активно навязываются «традиционные ценности» патриархальной культуры, где женщина — собственность мужчины и ее главная задача — ублажать и рожать. Неудивительно, что результаты пропаганды оказываются такими.
На людей, которые решаются рассказать о пережитом насилии, действительно обрушиваются ведра хейта и обвинения в попытке хайпануть или пропиариться. Меня всегда это веселит.
О каком пиаре идет речь, если в ответ на признание получишь обвинения и унижения?
Причина в том, что многие не готовы признать субъектность женщины, ее границы и то, что их нужно уважать и защищать. Они не готовы принять эти правила и сопротивляются им. В каком-то смысле это естественно.
Довольно часто женщины не поддерживают потерпевших, даже если сами сталкивались с домогательствами или насилием. Особенно это характерно для старшего поколения. Почему так?
Тут может быть несколько вариантов ответа. Первый — опять про стыд. «Все трясут грязным бельем» — это бумерская позиция, давайте будем честны.
Второе. То, что женщины нападают на женщин, — тоже продукт и следствие патриархального уклада, в котором мы живем. Нас с детства воспитывают в категориях того, что нужно найти мужа и не работать. Неудивительно, что осуждают людей, которые не хотят подчиняться. Это большая травма, и ее еще долго придется прорабатывать.
Тема насилия сейчас везде — в медиа, социальных сетях, сериалах. Должны ли быть trigger warning или дисклеймеры, чтобы обезопасить читателей и потерпевших, которые не хотят возвращаться к травмирующему опыту?
Да, я абсолютно за дисклеймеры, и у меня в сериале они есть в начале каждой серии. Люди должны понимать, на что подписываются. Если их ментальное состояние нестабильное, они могут отказаться от просмотра. Это абсолютно нормально. Главное — чтобы дисклеймеры были.
Это всегда было хорошим тоном. Тем более сейчас мы больше говорим про заботу о психическом здоровье — мне кажется, это очень хороший тренд.
И не так уж важно, на какой платформе контент распространяется — фильм на YouTube, чей-то твит, даже TikTok.
Люди с какой-либо аудиторией несут ответственность перед читателями. Нет ничего плохого в trigger warning на постах в фейсбуке или в твиттере.
Ответственность за потребляемый контент лежит и на читателях тоже — предупреждены, значит, вооружены. Переживший насилие человек, видя дисклеймер, уже понимает, что с последствиями придется разбираться самостоятельно.
Скандалы, которые недавно случились в медиа, — почему там?
Обратите внимание, что вся эта вторая волна #metoo затронула только прогрессивные издания. Мы не слышали ни одной истории из агентства «Россия сегодня», с Первого канала или из «Российской газеты». Это не значит, что в этих структурах никогда и никто не сталкивался с домогательствами.
В современных медиа работают более молодые, прогрессивные, рефлексирующие и бесстрашные люди. Они и рассказывают, что произошло. Срабатывает цепная реакция, за одним признанием появляются другие. Тем более потерпевшие сталкиваются не только с унижениями и хейтом, но и с поддержкой. И вслед за случившимся могут произойти реальные последствия. Их мало, но они есть.
Это дает маленькую призрачную надежду, что справедливость восторжествует.
Должны ли быть в компаниях этические кодексы?
Пример «Новой газеты» показал нам, что это возможно. Они разрабатывают правила, которые касаются взаимодействий между сотрудниками, и, похоже, серьезно за это взялись. Вполне реалистичный сценарий, и многие вскоре последуют их примеру.
Это ответственность компаний или нужен общий закон?
В нашем законодательстве до сих пор нет понятия «домогательство» или «харассмент». Зато есть статья о насильственных действиях сексуального характера, которая практически никогда не применяется, — по ней ничего невозможно доказать.
Пока у нас нет закрепленных понятий и плана, что с этим делать, женщины остаются беззащитны. И очень часто это не безобидные контакты, а годами отравляющие жизнь явления.
Гласность и публичность — это единственное оружие.
Из последних кейсов. Сергей Простаков покинул пост главного редактора «МБХ-медиа», Егор Мостовщиков остался в «Батеньке, да вы трансформер», а Сбербанк начал внутреннюю проверку после сообщений о домогательствах сотрудников — Руслана Гафарова и Сергея Миненко. Какая реакция правильная?
Во всех трех случаях были разные обвинения и решения были приняты разными людьми. Сергей Простаков ушел сам. Не знаю, что такое «внутренняя проверка Сбербанка» и как компания разбирается в личной жизни подчиненного, но Сергей Миненко остался при должности. У Егора Мостовщикова и правда совершенно иной, третий путь.
Основная разница между кейсами не в последствиях, а в том, как мужчины реагировали на обвинения. И Егор Мостовщиков, и Сергей Миненко ответили в духе «мне жаль, что ты обиделась». Я бы это сформулировала так. Но это вопрос не к ним, а к женщинам, которым кажется, что их унизили. Это же были неоднократные случаи.
Я не очень понимаю, насколько важны корпоративные решения по этим вопросам. Но мужчины, узнав о пострадавших от их действий девушках, должны проявлять больше эмпатии.
Было бы классно, если бы они хотели искренне выслушать и признавали эмоции женщин, которым принесли неудобства. А не говорили: «Я никого не унижал».
Вот это отдаляет нас от «дивного нового мира», где права женщин и личные границы учитываются и важны.
Есть ли инструкция, как лучше поступить человеку, против которого выдвинули публичные обвинения?
Нормы только начали формироваться и четкого алгоритма нет — зависит от конкретных ситуаций и обвинений. Основное, что нужно сделать, — выслушать, разобраться, проявить сочувствие и признать субъектность человека. Вещи, которые кажутся вам безобидными, другими могут восприниматься иначе.
Другое дело, если обвинения — клевета: он никогда не клал руку на коленку и кто-то хочет свести счеты. В России такие исследования не проводились, но западная практика показывает: только от 2 до 10% обвинений в домогательствах ложные.
Минимум 90% женщин, которые говорят о проблеме, правда столкнулись с ней.
Нужно верить женщинам.
Вернемся к сериалу. Расскажите, почему вторым ведущим выбрали Владимира Мишукова?
Владимира Мишукова выбирала не я, а Start и Non-fiction. И это классный ход. Я феминистка и не боюсь себя так называть, но понимаю, что для кого-то это слово — ругательство. У Владимира своя аудитория, она ему доверяет. Если со мной он проанализирует тему насилия, от этого выиграют все.
Важен ли мужской взгляд на проблему домашнего насилия?
С мужским взглядом я сражаюсь уже много лет в своем телеграм-канале. В глянце раньше было много текстов, где мужчины рассказывают, по каким дням варить борщ, чтобы брак был крепче. Все это ненавижу. И наш с Володей творческий союз не про мужчину и женщину, а про людей по разные стороны патриархальной системы, которые должны и могут друг друга услышать.
Какие аспекты вы затронули в сериале? Какие были самыми сложными?
У нас шесть серий. Жизнь женщины полна эпизодов нарушения границ и насилия: в детстве, на работе, дома, в культуре в целом — сексизм в медиа, рекламе и юморе.
Один эпизод касается насилия в родах — это одна из самых важных и волнующих меня тем: в российских роддомах постоянно издеваются над женщинами. Последняя часть — «Насилие и религия», она хронологически выбивается, но тема тоже показалась важной.
Не могу сказать, что хоть какая-то из этих серий далась легко, — это довольно сложные обсуждения, и вызвало большие переживания и у Володи, и у меня. Тем более у героинь. Все было нелегко.
Справились мы или нет, смотрите на платформах Start и Nonfiction.film.