1. Люди
  2. Истории
10 марта 2020

Иван Дорн: «В жизни нужно все попробовать. В том числе носить усы»

Супергерой Стыцамэн, брутал из «Коллабы», экосексуал из «Гаража»: трансформация — его второе имя. И в какой бы ипостаси он ни предстал, к нему, словно магнитом, притягивается все самое модное, смелое и настоящее — как он сам. Встречайте: Иван Гэтсби Дорн.
10 марта 2020
19 мин

Алёна Долецкая: Ваня, вот ты весь такой оторванный, дерзкий, вечно экспериментирующий. Короче, шило в одном месте. А у тебя, оказывается, семья, дом, дети. Тебя это как, не заземляет?

Иван Дорн: Офигеннейше вообще! Это все стало для меня спасением, способом устаканить себя. Я был таким, ну, не совсем должным образом относящимся к здоровью, к своему телу человеком. Как только семья появилась, стал режимным. Пошло на пользу и мне, и творчеству: в голове куча идей, музыкальных стартапов, которые теперь пытаюсь реализовать. А раньше не хватало времени, потому что я был раздолбаем. К тому же, формулируя правила и устои для детей, ты наконец-то озвучиваешь их для себя самого — и превращаешься в какого-то нормального, дельного человека.

И что ты там наформулировал?

Да я пассионарий в этом смысле. Я бы хотел, чтобы мои дети переняли весь мой опыт, относились к жизни так же, как я. А я свою личность строю на базовых понятиях. Всепрощение. Обмен опытом. Взаимодействие, коллаборация. Хочу, чтобы выросли полезными обществу людьми.

Сколько им сейчас?

Дочке пять, сыну четыре. Еще есть «Мастерская» — музыкальное издательство. Тоже мой ребенок, естественное продолжение меня. Эдакое альтернативное культурное движение, сосредоточенное на поиске самобытных, самодельных артистов. Не то чтобы мы хотим противостоять медиапопкорну, просто стремимся предложить что-то новое. Это как надежда для всех обособленных островков, которые пишут в стол и не верят, что можно добиться успеха. Мы говорим: дело не в успехе — дело в вере и правильной среде.

А дети слушают музон?

Конечно, слушают. Мама ставит им Земфиру, я сосредотачиваюсь на ритмических началах. В принципе, ритмика в моей музыкальной личности идет в первую очередь, потом уже мелодика. Так что показываю им латиноамериканскую, африканскую музыку — этнику разных народов мира. Хочу, чтобы их тело было умным, чтобы они красноречиво выражались. Мы таким образом постоянно их через музыку, через игру образовываем. Хотя, естественно, есть в воспитании определенная строгость.

Ну-ка расскажи про себя строгого!

Ну допустим, дети все время ожидают, что я приеду из любого города и что-нибудь привезу. Открываю дверь, а они такие: «Ну че, папа, где подарки?» Я всегда говорю: «Так, подождите, ребята. Во-первых, я ваш главный подарок, давайте обнимемся. Во-вторых, подарки должны быть заслуженными. Каждый раз их дарить не надо — есть определенные поводы, и их нужно ждать. Пусть подарки будут долгожданными».

Еще Павел Воля как-то подсказал мне прикольный прием для общения с детьми. Надо всегда присаживаться и быть с ними на одном уровне, а если ругаешь, то лучше отойти в сторону, чтобы другие не видели. Теперь так и делаю: отвожу в сторону сына или дочь, которые капризничают, присаживаюсь и начинаю на равных рассказывать, как я вижу ситуацию и почему она не совсем верная. Ну и главное — я с ними общаюсь как со взрослыми, не сюсюкаюсь. Если надо, даю щелбан.

Хочу вернуться к умному телу. Ты помимо того, что музыкой своей жонглируешь — то романтик, то драма, то историю какую-то рассказал, — так еще и постоянно меняешься внешне. То ты с длиннющей бородой, то весь на какой-то рэперской хрени, теперь вот усы отпустил. Это оказывает какое-то влияние на поведение твоего тела?

Естественно — любой танцор вам скажет. Если надеваешь каблуки, бальный шмот, у тебя сразу появляется осанка, хочется двигать бедрами. Потому что именно бедра подчеркивают твои приталенные штаны. Как только напяливаешь фрак, из латиноамериканской программы выходишь в европейскую.

Сразу видно: учился танцам.

Да, бальные восемь лет, потом хип-хоп. Все мое умное тело — оттуда. Надеваешь кроссовки, у тебя один походон, туфли — другой.

По-хо-дон! Слово-то какое! Где ты его взял?

Да не знаю, у нас, наверное, в Славутиче (город в Киевской области, где прошло детство Ивана. — Прим. ред.). Мама всегда говорила, что я хожу оттопыривая попу и подпрыгивая. И умело показывала. Все, кто меня раньше пытался пародировать, копировать, довольно точно этот походон изображали.

Как ты относишься к тому, что тебя копируют?

Классно! Мне интересны те черты, на которых люди фокусируются. Пытаюсь понять, какие штуки, на их взгляд, делают меня особенным. Кто-то начинает с голоса, кто-то пытается имитировать походку.

Смотри-ка: походка!

Ну потому что нынче это походка, походон уже усмирился. Что-то припрыгивающее, возможно, осталось, но тем не менее я выровнял осанку, слежу, чтобы жопа не торчала назад.

А вот скажи мне, пожалуйста: откуда эти усы появились? Эдакое пшено и просо?

С детства мне казалось, что все дядьки, которые носят усы, очень добрые. Вот все, кто к нам приходил с усами, дядя Саша какой-нибудь, были добрыми. А у нас всегда было много гостей: мама — театральный режиссер, дома собиралась такая творческая, мм, элита города Славутича.

Хотя сложно представить, конечно, элиту Славутича.

Почему это?

Молодой город, куда съехались после катастрофы на Чернобыльской АЭС со всех уголков СССР, в основном, атомщики. Моя жена, кстати, тоже из моего города. Скажу больше: мы из одного двора, из одной школы. Мы одноклассники.

Вот это любовь!

И вот мне кажется, что эти усы пошли именно оттуда, — я тоже хотел прослыть добрым человеком. Ну и мне казалось, что в жизни нужно все попробовать, в том числе носить усы.

Плюс многим они не нравятся — меня это заводит. Мне по кайфу идти наперекор, в противовес — с самого начала моей карьеры. Хочется это общество, которое что-то не принимает, сломать. И напомнить, что не внешность важна, а то, что стоит за ней. Какими способами я буду добиваться того или иного результата — мое личное дело.

Короче, усы — это моя мини-революция. Противоход, противодействие сложившимся вокруг меня стереотипам о том, как я должен выглядеть. «Наверняка, это поет коротко стриженный мальчик — что-то на Егора Крида похожее». Я ведь уже был слащавым, был лысым, был с бородой. Думаю, Гоголем задержусь надолго. Я нашел в этом какую-то мудрость.

А длина волос?

Чем они длиннее, тем заметнее редеют. Поэтому я решил, что будет каре. Плюс я хожу в салон Erteqoob в Киеве. Эти ребятки — первые, кто показал мне настоящую эстетику, какое-то британское, что ли, понимание культуры ухода за волосами. Когда я к ним впервые пришел, они сказали: «Чувак, давай это будет вот так лежать. Длиннее не надо — у тебя овал лица такой, походка такая», — они как-то на все это еще смотрят. И я согласился, потому что они предложили то, каким я сам хотел быть. Я рокером не хотел становиться.

Усы тоже ребятки стригут?

Усы я сам. Пока они готовят чай-кофе, говорю: «Дайте триммер, пожалуйста». До поры до времени они позволяют мне в это играться. А потом пускают свои руки в ход.

Расскажи, как ты на все эти перемены решаешься. От балды?

Мне нравятся случайные связи, и я очень доверяю своей интуиции. Потому что если не доверять ей, рацио во мне будет беско­нечно все взвешивать. Тут не поймут, там семья как-то непра­вильно отнесется, что за фигня.

А откуда появился экосексуал?

Из «Гаража» (Музей современного искусства «Гараж». — Прим. ред.). Хотя само стихотворение, которое я читаю в видеоролике, начал придумывать давно. Как-то мой световик Максим сказал: «Слушай, за тобой народ идет — давай неси уже что-нибудь социально важное в массы!» И я такой: «Блин, точно». Сочинил стихотворение в Харькове, там же его впервые прочитал, потом переделал. А потом пришел «Гараж». Они узнали, что у меня есть экоманифест и определенные волнения по поводу окружающей среды, и предложили стать патроном выставки «Грядущий мир: экология как новая политика. 2030–2100».

Так почему экосексуал?

Захотели внедрить популярное слово.

Sex sells, как говорится.

Не, ну экосексуал — это осознанный землянин.

И что ты реально делаешь для Земли?

Моя «Мастерская» сортирует мусор.

Ну подожди. Вот вы разложили все: тут бумага, тут пластик, — куда дальше?

В Киеве есть специальная компания, она забирает это все и распределяет. У них 42 контейнера для разных наименований.

Ты был сам на сортировочном пункте?

Нет, что происходит после контейнеров, я не знаю. Но, по слухам, это единственная в городе фирма, сортирующая отходы должным образом. Потому что, конечно, есть другие, которые предоставляют разные баки, а потом свозят все на одну свалку.

Что кроме мусора?

В этом году устраиваем в Киеве музыкальный экофестиваль для осознанных землян. Всех партнеров и спонсоров ставим в известность: будет зелено и красиво, будут многоразовые стаканчики, образовательные интенсивы, культпросвет. Выступают только самобытные музыканты.

Ты тоже?

Я нет. Это фестиваль ноунеймов. Люди пойдут туда не на большие имена, а на мой вкус.

Ну разогрел бы хотя б одного самородка!

Нет, в 2020-м я не выступаю, у меня вообще отпуск. Это моя такая…

… ранняя пенсия?

На самом деле очень много заметок в телефоне, идей. Хочу реализовать.

Например?

Блин, я так ревностно к этому отношусь, новый жанр для меня. Сейчас расскажу — не отвертеться потом. Ладно, пусть это интервью будет мотивировать сделать все быстрее. В общем, много записываю на диктофон: там мой голос, ритмика какая-то. Хочу сделать из этого аудиодокументалистику.

Крутая мысль! Стихи вставишь?

И стихи, и аудиосообщения — как довесок к драматургической линии.

Музыкальная элегия, что ли?

Да, только музыка там будет в сыром формате. Напевы, джемы. Или импровизация, читка, речитативы. Думаю, это будет серия подкастов. А потом я хотел бы сделать мокьюментари и эту аудиодокументалистику визуализировать.

А, типа кинчик?

Только не тот, где звук отталкивается от видео, а, наоборот, видео от звука. Я же еще очень много фотографирую. Может, это все как-то объединю. Вообще хочу смонтировать клип из своих снимков. Такой поток фотокарточек, быстрый просмотр хроники моей жизни начиная с какого-то там года.

Чем еще займется Иван Дорн в 2020-м?

Погружением в такую особенность жизни, как одинаковые люди. И я не просто о типажах. Стал часто встречать внешне и по своему устройству схожих людей, и меня это настораживает.

Возникает ощуще­ние, что у судьбы есть определенный лимит вариаций человека, который уже исчерпался, — мы просто повторяемся.

И вот мне хочется сводить вместе людей, которые, на мой взгляд, похожи не только овалом лица и манерой говорить, но еще и тем, как они мыслят. И, спрашивая их об одном и том же, выяснить, насколько моя теория жизнеспособна. Провести такое социсследование и посмотреть, что за материал из этого получится.

Типологизация по Дорну? Занятно.

Естественно, надо будет привлечь каких-то специалистов, чтобы они помогли все это сделать, на это нужно время. Так что отпуск у меня условный. От концертов, от музыкальной деятельности, но не от деятельности в целом.

Диджеить хоть будешь?

Да, мне нравится транслировать свою музыку, вкусы. Более того, я играю на виниле, а это такой теплый ламповый формат.

Флаконяне в ужасе: «А что, петь совсем не будет?»

Буду. И в кино буду сниматься.

Ну расскажи, что в тебе там открыл Серебренников? (В конце 2019-го Иван снялся у Кирилла Серебренникова в экранизации романа Алексея Сальникова «Петровы в гриппе». — Прим. ред.)

Он открыл во мне талант. Я его в себе зарыл после двух неудачных проб в фильмах «Веселые ребята» и «Я люблю тебя, Киев». Ах да, была еще одна роль — в ремейке сказки «Двенадцать месяцев». Там я очень хреново сыграл. Хотя я почти окончил, недоокончил университет Карпенко-Карого, проходил актерское мастерство, сценречью занимался — все равно как-то у меня не сложилось. И теперь я убедился, что в первую очередь не сложилось из-за режиссера. Задачи были нечеткие, от меня ждали каких-то решений. Блин, но ты же режиссер, ты должен понимать вектор. Ты же маяк по сути.

А что Кирилл?

А Кирилл ищет решение на площадке вместе с тобой — физическое, интонационное. Сначала дает тебе попробовать и фиксирует то, что ему понравилось, потом рассказывает тебе нюансы по структуре характера, особенным чертам. Говорит: «Поищи еще». И ты ищешь, но уже с определенным вектором. Кирилл Серебренников — четкий маяк, который направляет тебя. Не заставляет делать так, как он хочет, а наставляет.

Это обалденно. Кирилл сказал, что я крутой драматический актер, что мне надо сниматься, — как после такого не поверить в себя?

Мы начали с тобой разговор с одной интересной штуки. Ты сказал, что учишь детей «ненасилию, принятию, всепрощению». Но жизнь ведь дихотомична, двойственна. Мы бы никогда не знали, что такое белое, если б не увидели черное. Не понимали бы, что такое любовь, если б не прошли через нелюбовь.

Для меня все просто. Есть семья, есть ценности, устои, мораль. А есть общество, которое так или иначе внесет свою лепту. Каждый рано или поздно встретит и грубость, и «темный баланс», который закаляет. Моя задача — создать для своих детей такую конституцию, которая помогла бы им правильно сформироваться. Жизнь сама закалит их в нужной степени — потому что я рано или поздно их, конечно же, отпущу.

Подожди секундочку. Это все очень красиво, но они выйдут честными, достойными, открытыми, воспитанными в любви существами в общество, которое будет хамить, бить, унижать. Как им быть? У них же нет мышцы.

Но у них есть стержень. Да, они сами примут решение, как вести себя внутри этого общества, — методом проб и ошибок. Но когда их будут унижать, они будут искать самые эффективные, самые правильные методы. Я не могу предугадать все, что преподнесет им жизнь. Но я стараюсь закладывать в них все возможное для того, чтобы общество, которое они выберут, делало их настоящими людьми.

Бывает же еще физическое насилие.

Я не ращу их хлюпиками. Я хочу, чтобы их тело было умным и, если нужно, они могли бы сконцентрироваться и дать отпор.

Как учишь: давать сдачи или бежать?

Зависит от ситуации. Я бы хотел, чтобы они умели принимать решение мгновенно и правильно для того или иного случая.

Я в своей жизни чаще убегаю. Но четко понимаю: там, где убежал, я тоже сделал правильный выбор. Не только же по дракам о твоем достоинстве и чести судят.

Уничтожить можно и разговором, если люди понимают, что за твоими словами стоят опыт и большое уважение окружающих. Еще решать вопросы можно хитростью. Я бы хотел, чтобы мои дети были хитрыми, умными, юркими, гибкими, живучими. Потому что я такой.

Еще немного о стихах. 
Ты пишешь для себя или для остальных?

Стихи, наверное, для остальных. Единственное, почему я пишу стихи, это потому что выступаю на концертах и несу ответственность перед той публикой, которую там собираю и воспитываю. Как бы громко это ни звучало, но так и есть. А стихо­творения — классная форма. Прием этот я, кстати, подсмотрел на концерте «Воплей Видоплясова». Вместо того чтобы рассказывать, какая следующая песня, Олег Скрипка использует речитатив — это лаконичная форма поднятия настроения, помогающая выразить что-то. И я понял, что мне этой лаконичной формы не хватало.

Заранее все придумываешь?

Да, конечно. Хотя опыт приводит к тому, что и на ходу могу что-то схлестать, сочетая те формы и рифмы, которые уже когда-то случились. Но в основном готовлюсь. И мне хотелось бы, чтобы люди знали, что я готовлюсь. Каждый раз, для каждого города, заранее разузнав про особенности его культурной жизни, достопримечательности. Я о них стихотворения читаю.

Даже перед корпоративом всегда выясняю, что за общество, чем они занимаются, что любят, где познакомились. Все это пытаюсь вплести в стихотворение, чтобы люди понимали: это не просто отработка частного концерта, а еще и заморочь с моей стороны. Мне не все равно.

К слову, о корпоративах. У музыкантов есть такие убойные хиты, от которых все плывут. «Еще раз спойте нам Yesterday», вот это все. И у меня давняя мечта — подсесть к этим условным битлам и спросить: «У вас рвотный рефлекс не подступает, когда в двухсотый раз просят Yesterday?»

Я для себя вышел из этой ситуации очень классно — опять же подсмотрел прием. У Земфиры. Она все время придумывает для концертов новые аранжировки, меняет музыкантов. Таким образом ты постоянно обновляешь звучание старых песен, освежаешься. Не то что не тошнит — чувствую иногда девственный, первичный кайф от песни.

Сколько концертов ты давал до своей этой нынешней «пенсии»? Плюс-минус.

Если с корпоративами, где-то четыре в месяц. Больше всего в 2012-м, когда я только начинал: бывало и по 21–22 в месяц. Мы были голодные, жадные до публики, славы и этим руководствовались. Но в какой-то момент я понял, что больше не кайфую от сцены. Просто выхожу — и отрабатываю. И я сказал: «Так, ребята, не больше десяти». Потом не больше восьми. Потом у нас вышел второй альбом, третий. Мы повысили качество звука, но уменьшили количество выступлений. Это, мне кажется, и есть спасение. Теперь каждый концерт долгожданный.

Для многих артистов выход на сцену — не важно, балетную ли, танцевальную, рок-сцену, — своеобразная внутривенная инъекция. А ты затеял годовой детокс. Не боишься ломки?

На самом деле я буду давать концерты, но в Европе и мизерное количество. Короче, удовлетворять сценическую наркозависимость есть чем. Но глобально подпитываться собираюсь результатами других своих проявлений. Музыкальным издательством, аккумулированием вокруг себя новых артистов. Клубчик в Киеве хочу открыть: с патио, с местом для костра, с классной музыкой, со всеми своими. Плюс концертная площадка, естественно. Такое классное, альтернативное всему клубному движению место. Все это требует времени, сил — такая занудная, но очень интересная административная работа. И она тоже наркотик.

Как ты относишься к хейтерам?

Я их люблю — это же срез культуры. К тому же в соцсетях диванные хейтеры, они как бы латентные. В лицо никто мне ничего не говорит. Только конструктивную критику — и то свои.

А те, которые предъявляют из серии «поешь как с \*\*\*\* во рту», реально поднимают настроение. Я нет-нет да и напишу себе на футболке что-то такое.
«Пою с \*\*\*\* во рту».

Не замечаешь, что все стали очень обидчивые? То-се не скажи, не сделай.

Да, приходится быть аккуратнее. Хотя не понимаю: как можно, зачем нас всех нормировать? Мы же, блин, разные. Но учитывая то, что я на всех этих конфликтах по сути вырос, меня это заводит. Мне эта нетолерантная толерантность даже нравится.

Как-то раз услышала, как Баста перепел «Темную ночь», и подумала: почему в России музыканты так редко заходят в переосмысление старого? Дико же круто.

Я это сделал с песней «Танец пингвина» культовой украинской рок-группы «Скрябин». Осознал по-новому, «сдул пыль» — это очень важная песня, которая на меня повлияла. Сейчас переделываем песню «Гостей из будущего» — потому что для меня это тоже культовая группа, я из того поколения, рос на этом. Нет, конечно, я бы с удовольствием переделал и что-то более старое: «Кафе танцующих огней», «Караваны птиц», «Осенний поцелуй», — у меня мама очень много Пугачеву слушает. Так что да, однажды я по-любому это сделаю. Я бы хотел, чтобы эти песни жили и резонировали в обществе дольше. Поэзия там…

Отменная!

Превосходная.

А по музыке?

А по музыке — это мы возьмем на себя.

Интервью Алёна Долецкая, фото Ксения Каргина, стиль Валерия Агузарова.
Макияж Юлия Точилова, прически Фариза Родригез, барбер Стас Врублевский, сет-дизайнер Ангелина Ольшанская, арт-директор Денис Ковалев, видео @otdel.vf, модели: Марио Ким, Наталья Лисичная @Look Models, Александра Пеледова @Look Models, продюсер Арина Ломтева, ассистенты стилиста: Никита Капица, Алана Битарова, ассистент сет-дизайнера Анна Радюшкина, ассистент продюсера Дарья Шиленкова.
Благодарим Richter Hotel за помощь в организации съемки.
Благодарим экологический проект «Собиратор» за предоставленные боксы для вторсырья.

Комментарии
Вам будет интересно